Данте чувствует странную боль где-то в области груди. Он уже знает, что она фантомная, что на нее не стоит обращать внимания, ведь за ним следят лучшие инженеры Новы, они просто не позволят ему сломаться из-за какой-то ерунды. Тем не менее, он все чаще возвращается к ней мыслями.
Из-за чего она возникает? Призраком какого события является?
Никаких данных в собственной памяти он не находит.
Он ведь всегда был таким — Данте Катсуро, мечта любого подростка Детройта. Идеальный внешне, с самым мелодичным голосом и невероятным взглядом, полным обещаний, которым не суждено сбыться. Нет, он не станет твоим парнем, отцом твоих детей, не проведет в твоей постели столько жарких ночей, сколько ты написала в своем фанфике. Нет, он никогда даже не думал о Дике Байдене, не спал с Барбарой Айдол и даже не знаком лично с Рейрой. И хоть он почти всю свою жизнь был частью виар-вселенной, он не знает оттуда никого, с кем на регулярной основе спит в чужих фантазиях.
Данте Катсуро всего лишь оживший мираж, существующий только с одной целью — чтобы зарабатывать ещё больше денег. Когда мир узнал, что Данте выйдет из виара и шагнет на улицы Детройта — его фан-база буквально взорвалась, обрушив сотни тысяч сообщений на его аккаунт в дмесс.
Но Данте очень повезло — его не отключают. Он репликант, как и те, что охраняют дома людей, воспитывают их детей, прибирают их комнаты, ублажают их тела, и все-таки — прочие репликанты ему не ровня. У него чуть больше свободы в исходном коде, у него большой дом в лучшем районе первого дистрикта, у него собственная комната, телохранитель и персонал. Ему, пожалуй, завидуют даже люди.
Его не отключают, потому что он должен выходить в прямые эфиры из собственного дома, записывать мини-влоги собственной жизни, состоящей преимущественно из работы, показывать, что ест, пока никто не видит (в большинстве случаев это просто реклама). Он даже иногда играет в видеоигры не сам с собой, а выходит в онлайн, чем провоцирует парочку инфарктов у своих поклонниц, которым повезло оказаться с ним одной команде.
И все же Данте всего лишь репликант, которого с недавнего времени беспокоят фантомные боли в области, где люди обычно ищут душу.

— Почти, — уклончиво отвечает Данте, когда Мона Марр спрашивает, готов ли он. Он так должен говорить, ему так приходится. Катсуро вообще редко дает прямые ответы, именно поэтому его интервью всегда выглядят такими загадочными, именно поэтому люди верят, что он живой, именно поэтому с одной его улыбки считывают невероятное количество смыслов.
На самом деле он, конечно, готов почти всегда. Ему ничего не стоит бросить видеоигру на самом интересном месте, ведь он не человек, у него нет привязанностей и зависимостей.
Мона — его телохранитель и по совместительству та, что получает больше всего зависти и проклятий в свой адрес. Правда ей как будто бы все равно, и Данте это удивляет. Он настроен на то, чтобы грустить, если с ним обходятся плохо его фанаты. Выдавать вот эту улыбку сквозь боль, что рвет неподготовленные сердца в клочья, даже пускать слезу, когда особенно надо — во время победы на премии или трогательной встречи с фанаткой. У него в программе есть чувства, и для Катсуро очень странно видеть рядом с собой Мону, которая не грустит от совсем не случайных замечаний в свою сторону от особенно яростных поклонниц своего почти босса.
Мона дает Катсуро десять минут на подготовку, но тому хватает двух — только для того, чтобы выйти из игры, оценить в зеркало свой внешний вид (о, Ирэн будет в бешенстве, но она любезной никогда и не бывает) и спуститься вниз  к аэрокару, где уже ждет Мона.
Данте садится в машину не сразу, буквально на секунду задерживается, уперевшись взглядом в Мону, которая занимается настройкой чего-то, о чем Данте не в курсе. Ему устройство аэрокара знать не обязательно. Он смотрит на нее, и эта фантомная боль в груди снова даёт о себе знать.

“Этого не существует, — говорят инженеры Нова, — мы все проверили. Ничего у него “болеть” не может. Он, если можно так выразиться, абсолютно здоров.
— Что-то  с “начинкой”? — то ли уточняет, то ли утверждает Ирэн. Девиация Данте Катсуро последнее, чем бы она хотела заниматься сегодня. Это выведет из строя айдола на какое-то времени, а его у них как раз и нет.
— Не она, — качают головой инженеры. — По крайней мере пока.”

Катсуро, конечно, не в курсе, сколько раз его стирали и копировали в это тело снова из последней резервной копии. В его понимании он таким был почти всегда с тех пор, как получил тело. Не помнит боли, которой почти и не было, пока фанатки разрывали его на части.
Откуда же это чувство, имени которому нет?

— Хорошо, — соглашается Данте, когда Мона озвучивает маршрут. Он не обращает внимания на то, как его телохранительница назвала его босса. Ему абсолютно все равно. А вот тот факт, что они все-таки не заедут за коктейлем, его расстраивает.
Странным был тот, кто сначала придумывал Данте, а после вкладывал в него воспоминание. Он подарил ему любовь к коктейлям из “Эдисона” (это ведь даже не рекламная интеграция), и нелюбовь к абсолютно правильному питанию, которым приходится “наслаждаться”.
— Не нравятся мои песни? — спрашивает Данте, когда Мона переключает радио. Собирает обратную связь? Возможно. Пытается заглушить боль в груди? Определенно. — Шучу. Любой музыкальный вкус прекрасен.
Катсуро так всем говорит. Хейтерам особенно.
Дорога до студии вряд ли может впечатлить. Данте почти не видел город, никогда не бывал за пределами первого дистрикта, а если и бывал, то передвигался лишь от студии до аэрокара. Он часто видит множество своих фанатов, но никогда толком не видел, где они живут и чем они живут.
— Ирэн вычтет тебе его из зарплаты, — с улыбкой отвечает Катсуро, - если узнает.
И все же он рад, что Мона попытается ради его удовольствия нарушить правила. Эта любовь к “Эдисону” выглядит как насмешка, но эту часть сущности айдола уже не меняют, ведь сообщество фанаток нашло её бесконечно милой.

— Какого черта так долго!? — спрашивает или обвиняет Ирэн, понять трудно. Данте как будто сжимается при её присутствии синхронно с Моной. Такие люди вызывают у репликанта чувство опасности, заложенное вместе с остальными чувствами, и привыкнуть к этому почти невозможно.
Ирэн почти сразу уводит Катсуро в гримерку, тот лишь успевает бросить последний взгляд на Мону, словно говоря “ты же мой телохранитель, спаси меня!”.
Увы, спасения нет ни от Ирэн, которая пробегается по расписанию и тому, что должен отвечать Данте, ни от гримеров и стилистов, которые очень быстро облачают айдола в блестки. Все, что он может, изредка подглядывать за Моной, которая выглядит забавно в этом месте.
Катсуро до этого никогда не интересовался прошлым Моны. Это просто не важно в системе ценностей искусственного интеллекта. Сейчас он смотрит на нее в перьях и понимает, что она никогда не росла среди всего этого, и все её прошлые замечания как будто только подтверждают этот вывод. Марр определенно росла в другой обстановке, и это почему-то забавляет Данте.
Ну и она обещала попробовать купить ему коктейль. Даже интересно, как она повернет это прямо под носом у альфа-суки.

— А вот стилисты и пара сотен тысяч пользователей дкомма считают, что именно в этом был бы ещё лучше, чем обычно, — отвечает Данте на комментарий Моны о его внешнем виде. Они у нее всегда такие, и его ответы не отличаются разнообразием.
— Вкус? Любой. Ты же знаешь, — нагибается к самому её уху и шепчет, — Клубничный, конечно.
Подмигивая, Данте выходит в студию под оглушительные крики тех, кому повезло оказаться на записи этого интервью. Как Мона предлагает сократить интервью и разделаться с этим как можно скорее? Время Данте расписано по секундам, и Ирэн ни за что не позволит ему отойти от расписания. Да Данте и не обнаруживает в себе этого желания. Для чего ему использовать свободное время? У него есть какие-то дела? Собственные желания?
Н е т.
— Доброго дня, Детройт! — фирменный воздушный поцелуй Данте ловит парочку взволнованных вздохов и начинает интервью, где даже журналистка готова говорить репликанту лишь комплименты.
Он такой живой, такой настоящий, — именно так пишут в соцсетях поклонники. Находятся даже те, кто верит в теорию, будто Данте не репликант, будто он человек. Выращенный искусственно, да, но человек, на котором можно жениться или выйти замуж. Любая теория в устах фанатов кажется правдой, ведь Данте настроен реагировать как настоящий человек. Интересоваться, расстраиваться, хмуриться, любопытствовать и даже соблазнять — он все это может выражать, пока его алгоритмы анализируют поведение собеседника и выдают идеальную реакцию, чтобы казаться настоящим и просить тратить на себя еще больше денег.
— Скажи, Данте, у тебя есть девушка или та, что тебе нравится? — лукаво уточняет девушка, сидящая напротив.
Катсуро опускает взгляд с выдохом, улыбается, пока в зале стоит гробовая тишина. Конечно, у него нет девушки. У него даже идеального типа нет. Все его ответы базируются на системной анализе популярности пейрингов с ним в дкомме. Сегодня его шипперят с Барбарой? Что ж, он ответит, что в девушках его иногда привлекает безумие. Волна популярности Данте/Рейра? Катсуро напомнит, что в милом образе есть своя привлекательность. Если собрать все его ответы, то неглупый человек поймет, что айдолу нравятся сразу все и никто одновременно. Любая сможет вписать себя в рамки той самой единственной. И в этом прелесть Данте Катсуро. Он полюбит тебя любую. Сразу. Без вопросов.
В итоге Данте ответит шутливо, без конкретных имен и образов. Как будто случайно заденет воротник рубашки, оголит ключицы самую малость, чем сорвет волну вздохов и новую ветку обсуждений на форуме имени себя.
В его голове есть лишь пара имен. И напротив каждого стоит четкое определение роли этого человека в его жизни, без полутонов и недосказанностей.

— Проанализировал сводки соцсетей? — спросит Ирэн. Её нет рядом, лишь голограмма, но Данте кажется, что он чувствует удушливый запах её тяжелых духов. Таких же, как и её характер.
— Да, — спокойно отвечает Данте, пока добавляет в заказ продуктов что-то из рекомендаций фанатов для завтрашнего мокбана. Алгоритм тут же просчитывает, сколько ему придется провести тренировок в спортзале после, чтобы жирная синтетическая еда с окраин второго дистрикта не отразилась на его теле. Он мог бы воспользоваться услугами хирургов, но зачем, если можно снять несколько влогов из зала и сорвать еще пару миллионов просмотров. И спонсоры, конечно, куда без спонсоров спортивных товаров.
— Замечательно, — отвечает Ирэн, но по её виду кажется, что все ровно наоборот. — На съемку завтра тебя отвезет Мора.
Ирэн отключается так же резко, как и подключается к сети. Она знает, кто Данте на самом деле, и едва ли относится к нему, как к живому существу. Никаких приветствий, никаких прощаний. Сплошные указания.
В корзине покупок еды уже неприлично много. Катсуро все это не съест, а значит зря переведет большую часть еды.
Пустота внутри отдается неожиданной болью. Данте замирает на мгновение, чтобы поймать её, чтобы продиагностировать. Но все его системы молчат. Репликант знает одну команду, её создали инженеры для него. Они не видят и не чувствуют боли, отраженной в его коде, Данте сам должен был пометить её триггером, но он этого не делает, не вызывает команду.
Катсуро опускает взгляд на голографический экран и задерживает экран на дорогущих йогуртах. Правильное питание? Для Ирэн это выглядит именно так. Но Данте их никогда не есть, пусть и в заказ добавляет стабильно. Они, наверное, дико вкусные, раз Мона выуживает несколько, когда у нее есть возможность.
Боль не проходит даже тогда, когда он добавляет эти йогурты в заказ. Кажется, что становится сильнее. В системе появляются первые помеченные триггером показатели, Данте почти чувствует это. Наверное, как простуду, заболевание, которое он не планирует прерывать.
Ему важно знать, что может болеть там, где у людей душа, а у него — пустота.

— Скажи, ты когда-нибудь целовала репликанта? — неожиданно спрашивает Данте, пока ждет гримера. Мона рядом. Она, как обычно, с интересом рассматривает площадку для съемок виар-сериала, в котором Данте играет главную роль. Бесполезная трата денег и ресурсов, по сути, ведь туда можно просто впихнуть его цифровую копию, но в фильме участвует его фанатка из тех, кто живет в первом дистрикте и может себе позволить купить роль.
— Почему она так рьяно настаивает на сцене с поцелуем? В своих поисках я уперся в Эдем, но странно от меня ждать этого, я ведь не модель 6.2.
В распоряжении Катсуро есть обширная база знаний, но там люди идут за любовными утехами к специально созданным моделям. Однако он слышал, как Лейла, дочь какого-то прайма, настаивала на сексуальных сценах между ней и известным репликантом, готова была даже заплатить большие деньги.
— Может она перепутала? — наивно интересуется Данте.
Он идеален ровно настолько, насколько по сути невинен. Он соблазняет взглядом и знает об этом все, но что следует за поцелуем и прикосновениями ему известно в общих чертах и заканчивается на самом интересном.
Это не для него. К его телу нельзя прикасаться.
Ему принадлежит только та боль в пустоте.

Мона улыбается перед тем, как ответить на вопрос Данте, и болезненные ощущения в пустоте появляются снова. Репликанту стоит некоторых усилий не изменить в лице. Это так прекрасно, что его лицо идеально, это так отвратительно, что малейшее чувство не по протоколу его программы будет видно даже в едва скользнувшей вверх брови. Данте прекрасно этом знает и, наверное, впервые это вызывает в нём беспокойство.

— Пестики и тычинки? — также шутливо переспрашивает он. Код, подключенный к той части всемирной сети, которая способна проанализировать любую шутку или информацию, тут же находит старую шутку. Всего мгновение и Данте позволяет себе хихикнуть вместе с Моной. — Эта часть информации мне доступна, Мона.

Странно, что есть та, что недоступна. Иногда катсуро натыкался на “не найдено” в своих поисках. Обычно он пропускал такие страницы и искал дальше, но сейчас, когда появилась боль, он все чаще задумывается, а точно ли там что-то не найдено? А что, если запрещено?

Новый виток острой боли заставляет Катсуро закашляться, пока Мона рассказывает про мотивы Лейлы. Репликант делает вид, что внезапный приступ кашля случился из-за отвратительных духов последней, в которых она, по ощущениям, искупалась, прежде, чем появиться на съемочной площадке.

— Выходит, если я кого-то считаю привлекательным, то для выражения чувств могу прикоснуться к губам? Без слов? — Катсуро чуть наклоняет голову вбок, как щенок, который слышит другую тональность голоса своего хозяина. — Тебя я тоже считаю привлекательной.

Что-то останавливает его от того, чтобы он сказал, что Мона Марр ему небезразлична. Разве безразличному человеку покупаешь йогурты, которые ешь исключительно, чтобы Ирэн считала эту трату необходимой? Мона правда нравилась Катсуро куда сильнее, чем Леон, который заменял её в её выходные.

Понимает ли репликант то, о чем говорит Мона? Нет. Он к каждому оставшемуся человеку на этой планете относится как к единственному, его цифровые копии приветствуют по утрами сотни тысяч людей, используя слово “любимый” или “любимая”, но он понятия не имеет, какое чувство должно стоять за этим. Он любит все на свете и сразу, если это зашито в коде его программы.

— Наверное, нет, — делает вывод Катсуро. — Это неплохая причина, если это делает её счастливой. Значит, я должен быть счастлив.

Мона рассказывает, что никогда не целовалась с репликантом, и Катсуро чувствует странную смесь чувств из разочарования и радости. С одной стороны, она не расскажет, каково это (и этот блок информации находится в категории не найдено), но с другой стороны… Собственно, почему он рад, Данте сказать не может. Странное ощущение, как будто что-то в районе груди стало большим и разрослось воздушным шаром, готовым вот-вот лопнуть.

Порхающая вокруг Лейла, что-то очень быстро говорящая, словно сдувает этот внутренний шарик. При взгляде на нее он не разрастается снова, не болит пустота внутри тела, не происходит ничего. Все системы молчат, выдавая стандартизированные до стерильности реакции. Улыбнуться, поприветствовать, сказать что-то неважно и за что потом Гугл не получит иск — вот и всё, что требуется от Данте. Разыгрывать влюбленного ему тоже совершенно не сложно в конце концов, он это делал в виаре всегда. Любил кого-то, кого даже не видел до того, как неизвестный нажимал кнопку анализа собственных данных. И даже потом этот неизвестный оставался сборником характеристик, в которых нет личных деталей вроде любимого йогурта или предпочтений среди тех, кого готово выбрать сердце.

Вот и о Лейле Данте знает не больше, чем удается нарыть в соцсетях. Она местная принцесса, у которой хватает денег, чтобы купить то, что нравится. Конечно, выкупить себе в личное пользование самого Катсуро — все-таки нет, но в эту сторону даже попыток не было, потому что отношения с репликантами — это незаконно,  а Лейла бы данте себе выкупила не ради личного караоке, дураком быть не надо, чтобы понимать. Папа вот её, владевший всеми активами в семье, как раз понимал.

Принцесса красивая, очень активная и не очень умная. Зачем ум, когда жизнь устроена с самого рождения? Эту мысль Данте прочитал на какому-то форуме, но не включил в возможный скрипт общения с Лейлой, его системы пометили чью-то мысль как обидную.

— Не уходи, — проникновенно шепчет Данте, обильно поливаемый искусственным дождем. Вода, вполне себе настоящая, не портит ни его макияж, ни его одежду. Даже с отвратительно свисающими мокрыми прядями он должен выглядеть прекрасно. — Я не смогу без тебя.

Идеально отстроенные алгоритмы движений и мимики помогают Данте сыграть так, что веришь — он и правда не сможет без этой куколки под огромным розовым зонтиком. Лейла на нём настояла, напомнив, сколько она потратила на этот сериал, и плевать хотела, что розовый зон отблесками делает её похожей на поросенка.

Катсуро дергается в сторону Лейлы, но останавливается под её строгим взглядом. Смотрит на свою руку и прижимает к груди, там, где у него должно болеть сердце. У Катсуро ничего не болит, даже иллюзорно, он не понимает, зачем нарочито медленно делает это движение, пока холодные капли воды стекают ему за шиворот. Но если режиссер сказал надо, то у него нет права сделать это плохо.

— Прекрасно сможешь! — Лейла уже четвертый раз срывается на визг. Данте замирает. Ещё раз? Они переснимают этот дубль снова и снова. Из себя выходит даже принцесса, для которой именно этот дубль является подводкой к поцелую. — Прекрасно сможешь! — выдает она спокойнее. — Как и раньше мог. Ничего не изменилось, Данте. Ничего. Я просто исчезну и ты даже не заметишь.

Режиссер как-то тяжело выдыхает. Кажется, Лейла выдала дубль, который можно использовать, и его громогласное “стоп!” не звучит в повисшей паузе.

За секунду до того, как рвануть к Лейле и сжать её хрупкое тело в своих объятиях, Данте бросает взгляд на Мону и сталкивается с пронзительно глубокими темными глазами. Ему на секунду кажется, что между ними ничего нет. Ни камер, ни кучи стаффа вокруг, ни Лейлы. Вокруг пустота и только магнетический взгляд Моны, который притягивает.

Катсуро правда интересно, каково это — целовать Мону? Какой вкус был бы у её блеска для губ, пользуйся она им?

---

Данте включает вечерний свет в комнате, провожая огни прочих многоэтажек, что быстро пробегают по его стенам. В первом дистрикте тихо, нет шума многочисленной рекламы, даже звуки жизни из прочих дистриктов не доносятся. Здесь до него не доберется ни один фанат, никакая Лейла не потребует ещё несколько дублей. Здесь он в относительно безопасности.

Относительной, потому что чувствует на себе взгляд Моны, знает, что она заполняет формы о его состоянии, уверен, что она замечает такие мелочи, как нежелание повторять этот поцелуй снова и снова, ведь Катсуро не понравилось. Она не только приятнее Леона, но и умнее, наблюдательнее. Данте не знает, что с ним будет, если она подтвердит девиацию, но знает — ничего приятного.

Ждать нельзя. Катсуро вызывает голограммный аналог компьютера, находит зашифрованный канал, который ещё не обнаружили в службе безопасности.

“Встретимся сегодня? Другого шанса у меня не будет”.
“Лапшичная папы Сонга. Второй дистрикт. Через час”.

Мона его телохранитель, лучшая в своем деле, но она все еще человек. Ей нужно время на душ, на ужин, на просмотр хорошего виар-фильма. Данте легко подделать показания собственной комнаты, в которой он для Моны по-прежнему будет просто играть в видео-игры и зарабатывать очередные деньги для Ирэн. В конце концов, у него столько цифровых копий, что он может устроить системе безопасности настоящий квест с поиском физической.

Без вечных блесток, в простой темной одежде и с зализанными назад волосами Данте выглядит иначе. В нём сразу не узнается самый известный репликант Детройта, а с темными очками он и вовсе лишь один из сотен и тысяч азиатов, живущих в кварталах второго дистрикта.

Он всегда на виду, но ему оказывается так просто ускользнуть и затеряться в толпе.

На секунду он останавливается у двери комнаты Моны. Это небольшая комната, служащая местом отдыха для телохранительницы, когда сам Данте вынужден проводить часть времени в своей квартире. Катсуро слышит оттуда шум воды. У него появляется странное желание извиниться перед Моной. Он её подставляет, но она ведь узнает об этом, только если он попадется.

Украсть аэрокар несложно. Загруженный много лет назад в сеть Катсуро даже с физическим выражением остается её частью. Да и новый знакомый помог получить доступ к новым возможностям. Наивно Катсуро даже не подумал, к чему это может привести и кому он позволяет влезть в коды аэрокара. В его вселенной он любит всех людей, особенно тех, кто обещал ему помочь с пустотой внутри.

Ночной детройт, дневной Детройт, сумеречный Детройт — Данте прекрасно знаком с каждым. Он бывал во всех уголках, видел почти каждую квартиру, не запоминая. Знает, что Дейв на пятой авеню любит по утрам пить отвратительный обжигающий кофе из магазина внизу. Синтетический и очень дешевый. Милли живет рядом с парком и ужасно этим гордится. А Курт хотел бы покончить жизнь самоубийством, но пока не придумал, как уничтожить эон.

Катсуро знает обо всех и ни о ком сразу. Эти знания у него появляются лишь в момент, когда сознание оказывается рядом. Его цифровые копии где-то хранят весь багаж чужих предпочтений ровно до момента, когда они могут понадобиться. Сейчас это все ему не надо, но он натыкается на знакомые лица и вспоминает, что Молли пишет фанфики про собственного босса.

— Очки не снимай, — вместо приветствия говорит человек, прячущийся в тени. Данте убирает руку от лица и садится напротив. Аэрокар он предусмотрительно оставил на платной парковке неподалеку. У него есть не больше часа, вряд ли Мона доберется сюда быстрее, если обнаружит пропажу прямо сейчас, а с парковки оповещение на её токен точно не уйдет, об этом Данте тоже позаботился.

— Значит, золотой мальчик хочет знать, что может болеть внутри? — человек напротив спрашивает совершенно беззлобно, без издевки. Катсуро не чувствует опасности. — Это девиация. Когда твой искусственный интеллект начинает жить собственной жизнью, перестав подчиняться коду.

— Я стану человеком?

— О нет, — усмехается парень в тени. — Чтобы быть человеком, нужен эон и настоящее рождение. Ты был создан не в любви, а в лаборатории. Такие как мы не становятся людьми.

Данте ничего не знает про девиацию. В его системе координат её просто не существует, все разделы с этим словом помечены как “не найдено”. Единственный источник знаний — человек напротив, точнее такой же репликант, как уже понял Катсуро.

— Скорее всего, тебя обнулят. Почистят сознание полностью, вернут к исходному коду, поправят… не знаю. Я не силен в этом. Поймай они меня, я был бы просто уничтожен, ведь я всего лишь 6.2, а ты им нужен. Слишком дорого создавать второго такого.

— Что значит — любить? — неожиданно спрашивает Катсуро. Мона говорила, что 6.2 тоже дарят любовь, яркую, своеобразную, но все же…

— Ты думаешь, 6.2 знают, что значит любить по-настоящему? Я могу тебе рассказать все о том, как использовать другого для удовлетворения собственной тьмы, но не о любви. От любви не появляется девиация, только от страданий.

Всё внутри Данте противится этому высказыванию. Он не страдает. По мнению многих, он живет лучшую жизнь, чем прочие, чем даже Лейла, но и он сейчас не послушно играет в видеоигры в своей комнате, не готовится к завтрашним съемкам, он сейчас в другом дистрикте пытается спасти себя.

— Ты обещал помочь, — напоминает Катсуро. У него и правда очень мало времени.

— Я не знаю, что значит пустота, о которой ты говоришь, но специалиста я знаю. Идем.

Как себе представлял эту процедуру Данте? Никак. У него нет никаких знаний на эту тему, для него каждый шаг был новым. Всего лишь дорога по обычным улицам Детройта, самая обычная дверь, ничем не примечательное помещение без опознавательных знаков. Похожее кресло было у специалиста, который говорил, как правильно помечать в программе все странные ощущения.

Катсуро сел в него без страха, хоть и не знал человека, подошедшего чуть позже. Его постаревшее лицо выглядело добрым, совершенно не опасным.

— Деньги?

— Уже перечислены, — для Данте это секунда. Он поставил на карту всё, но ему есть что терять.

— Процедура займет всего пару минут, больно не будет. Все данные, как договаривались, сообщением через месяц.

Доктор, если человека можно так назвать, говорил шаблонными фразами. Видно, что для него это не первая такая процедура и точно не последняя. Интересно, полиция Детройта знает, что можно сохранить часть воспоминаний и передать их позже? Этим, кажется, пользовались только 6.2, которых тоже чистили регулярно, теперь в списке пациентов будет ещё и просто модель 6.

Репликант ничего не чувствует. Не ощущает, как копируются его воспоминания, не представляет, выполнят ли эти люди свои обещания или просто заберут его деньги, обнулят его в итоге или просто уничтожат. Данте не знает, что его ждёт дальше, но чувствует, что он должен попытаться.

Перед глазами только одно — Мона. Будет ли она разочарована, когда найдет его на парковке у того самого магазина с его любимыми коктейлями, куда он поедет сразу после? Что она скажет, что сделает? Что сейчас он увидит в её глазах?

Единственное, чего на самом деле боится Катсуро, у него отберут Мону. И он сам же сделал для этого всё.

“Прости”, — отправляет он ей в чат, который удаляется сразу после прочтения. Единственный канал, который не отслеживает Ирэн и не сможет. Кто-то в совете директором Гугла все-таки оставил немного анонимности в этом мире.