Свадьба проходит хорошо. Так, как все и ожидали — об этом сообщают благодарственные сообщения друзей и родственников, тянущиеся за тем днём ещё несколько недель, ничем особым не отличающиеся. «Какое красиво торжество!» «Чудесная вечеринка…» «Не можем не отметить великолепие свадебного платья невесты!» и «О, Лазарь, какие волшебные были цветы, украшающие зал».
Всё ведь было так, как того требовала ситуация, но…
Свадебные клятвы рассыпались в момент, упёршись в прямое притворство, и слова о вечной любви посвящены были не тому, кто стоял напротив, а совершенно другим людям, которых у Дэми и Келси в жизни больше не случится никогда. Эта боль их общая, никому не известная, тлеющая внутри, но никак не затухающая. Это то, что им предстоит пережить теперь вместе. Но, с чувством произнося заученную речь, отскакивающую от зубов, разбиваясь от слова «любовь», которое ему чуждо теперь полностью, одно Дэмиано Ривз говорил, стоя у алтаря, совершенно искренне. Заглядывая в зелёные глаза Келси, он обещал, что станет её защитой, её опорой в этом жестоком мире, что будет делать всё, чтобы быть ей хорошим мужем. Таким, которого она заслуживает. У него и правда никого не осталось в этом городе ближе, чем она, и теперь они – одна семья.
Так уж случилось.
Пусть и семья эта вынужденно сложилась на пепелище уничтоженных надежд, это теперь их общая семья.
Дэми берёт Келси за руку, и обещает, что будет с ней отныне и навеки. Не бесконечную жизнь прайма, но то время смертного, пока эта его отныне единственная и последняя оболочка не будет уложена в гроб. Пока смерть не разлучит их навсегда – как говорится в клятве. В документах уже досрочно стоит отказ на переселение в новое тело в случае гибели. Дэмиано не хочет умирать, нет, этот этап с желанием наложить на себя руки, чтобы эгоистично избавиться от болезненно разрывающих сердце воспоминаний, он давно уже прошёл… но и искусственно продлевать своё существование Дэми больше не будет.
Единственная проблема, что даже в виртуальном раю, по оплаченной заранее подписке, они не встретятся с Гарри, потому что его эона не осталось для подключения к синтетической загробной жизни. От Пинка больше не осталось ничего, даже его копии, хотя бы кривовато сделанной резервной копии, которая спасла бы этого идиота…
Рана, образовавшаяся от его смерти такая глубокая, будто заживо вырвали сердце, только крови на белоснежной рубашке под идеально отглаженным пиджаком не видно. Дэми даже не пытается штопать эту зияющую между рёбер дыру нитками, состоящими из утешения – они трескаются против швов. Это бесполезно. В этом городе ему нет места, как и в этом мире.
Всё бесполезно.
Свадебная суета заканчивается за закрытыми дверьми их теперь общего с Келси дома, где, переступив порог, можно стянуть с себя пьяную маску веселья и чувствовать эту пустоту по-настоящему, во всей её невыносимой тяжести. После ярких огней праздника опустошение ощущается гнетущим.
— Мы со всем справимся, — Дэми обнимает свою теперь-уже-жену за плечи, гладит по уложенным в красивую причёску волосам, не зная, сможет ли забрать её боль сейчас или в будущем, но обещая себе и ей одно, — мы всё переживём.
Они же сильные, а вместе непобедимы. Команда из Дэми и Келси всегда могла справиться с чем угодно, верно? Минус на минус, в конечном итоге, даёт плюс. Общая боль не сможет множиться вечно, и когда-то раны перестанут кровоточить…
Когда-то шёлковые швы на груди, наконец, перестанут рваться и зарастут, сплетаясь с кожей, Дэми не знает, хотел бы он больше этого или смерти.
Он целует жену в висок с нескрываемой нежностью. И просто уходит.
Свадебный вечер заканчивается тем, что они с Келси расходятся по разным спальням, посчитав это правильным. Аналогично и последующим вечерам, в которых они разрешили себе отказаться от давления, вырастающего из чувства супружеского «долга», вскармливаемого родительскими желаниями продолжить оба рода.
Они уж точно друг другу ничего не должны, и всё это было перечёркнуто сразу.
Дэми с первой минуты заявляет серьёзно и прямо.
Келси может встречаться с кем угодно. Может любить кого угодно. Келси вольна подать документы на развод, если вдруг передумает и найдёт наконец того, кто сделает её счастливой, её нынешний муж примет это без возражений и подпишет всё.
В конце концов, даже если миссис Ривз захочет увести Ричарда Байдена-младшего из семьи, Дэми даже ей поможет, хотя данный вариант настолько нелепый и нереалистичный в этой ситуации, что не будет никогда осуществлён, потому что Келси выше этого и потому что у Ричи действительно счастливая семья.
Разве могут они разрушать счастье многих людей своим присутствием в их жизни?
Дэми знает, что сам он никого не полюбит больше так же сильно, как это было однажды, потому что похоронил свою любовь на самом дорогом участке кладбища во втором дистрикте. Он закопал всё, что осталось от его единственно верного человека, уложив в могилу прах Гарри Пинка вместе со своим сердцем.
Люди не живут без сердца, как оказалось, но всё ещё какое-то время существуют. Больше не горят, являясь жалкими тенями самих себя настоящих, не блистают на сцене, не получают от жизни удовольствия.
Даже всесильные праймы без своего сердца медленно умирают, и вся их оставшаяся жизнь – затухающая агония, которая никак не закончится.

---

Убийц Гарри Пинка так и не нашли, как Ривз и предполагал изначально, вряд ли даже пытались. Другого варианта просто не могло существовать. В третьем дистрикте так много проблем и без убийства одного ничего не значащего в масштабах города барыги, что дело отложили в долгий ящик, а потом и вовсе закрыли «за неимением в деле улик для продолжения расследования», видимо мысленно поблагодарив естественный отбор в городских трущобах за то, что на одного нарушителя и без того нестабильного правопорядка стало меньше. Для местных копов это, кажется, даже стало неким облегчением.
Дэми на них даже не надеялся. У него достаточно денег на то, чтобы расследовать это с помощью людей, которые заинтересованы в заработке и являются при этом профессионалами своего дела. Частные сыщики и эксперты-криминалисты, главы местных группировок, копы под прикрытием —  на кого только не выходил Дэмиано за это время.
И, когда, спустя месяцы, слипшиеся в одно большое мутное ничто, люди Ривза вышли сразу и на заказчика, и на исполнителя этого убийства, Дэми вдруг с удивлением обнаружил, что, услышав имена этих людей, почувствовал вдруг что-то, кроме монохромного, горьковатого на вкус горя. Новую, непривычно-яркую эмоцию в болоте ежедневного существования.
И это была ярость. Горячая, ослепляющая своей поразительной жестокостью, его ярость, вспыхнувшая на остатках самообладания, требовала крови. Так много, чтобы напоить ей всю боль, все эти годы бессилия и невысказанной злости, которую он таил в себе.
Первым в руки нанятых на деньги Дэми людей попался исполнитель, уничтоживший Гарри по чужому приказу, являвшийся той самой пешкой, чьи руки держали оружие в роковой день, отнявший у Дэмиано Ривза абсолютно всё.
Дэми казалось, что, увидев эту мразь, он разорвёт её голыми руками, так много в нём этой яростной злости, слепой и разрушающей. Он даже не знал, что можно испытывать подобные чувства к кому-то незнакомому, к кому-то, кого даже никогда не видел.
И от этой ненависти словно никуда не деться.

t h e   e v i l  it spread like a fever ahead
what could I have said to raise you from the  d e a d ?
С плоского края высотки они разглядывают ночные огни третьего дистрикта, и кажется, что весь мир в этом моменте свернулся у их ног послушным щенком. Внизу – золотые реки тянущихся по освещённым трассам машин, океан людских судеб, сплетённый в клубок… если поднять голову – серебристые звёзды искусственного неба, и Дэми с Гарри между небом и землёй, буквально зависшие, оторванные от реальности. Настоящие.
Пинк редко выбирается на свидания, а уж оказаться с ним в каком-то романтическом месте – это что-то из области фантастики, но сегодня привёл сам, усадил туда, где, по его мнению, «дохрена романтично», а на резонный вопрос «сколько своих девчонок сюда таскал?» многозначительно отмолчался.
Дэми привык, что молчать рядом с Гарри Пинком не так уж и неуютно.
— Ты же понимаешь, что когда-то ты устанешь бегать, и мы поженимся? – Дэми откладывает пластиковую коробку с острым рисом в сторону, втыкая палочки в остатки отвратительно дешёвого содержимого, качает ногой над пропастью, составленной множеством этажей.
Гарри каждый раз убегает от этих разговоров, уточняя, что Дэмиано в данный момент в их отношениях не устраивает, но сейчас вдруг, после недолгого молчания, не глядя на Дэми, не возражая прямо, просто уточняет:
— Прям вот так по-пидорски? С букетами?
— Прямо с букетами, да, — охотно кивает Ривз, словно рад подтвердить чужие опасения о степени отсутствия любых рамок приличия у данного обряда, — торжественно выйдем под арку и будем клясться в вечной любви при родителях – и твоих, и моих, а ещё там будет куча друзей, гостей и, конечно же, пятиярусный торт со сливками…
— Фу, блять, какой пиздец, — бормочет Пинк с кривой ухмылкой, — и оба будем в дорогих костюмах?
— Если хочешь, я могу надеть белое платье, - Дэми без разницы, в его сознании нет рамок, в которых мужчина не может надеть платье, не потеряв при этом свою мужественность, одежда ничего не решает, а ему, в целом, плевать на эти условности, — и фату, конечно, как символ своей невинности.
Гарри давится глотком пива от таких неожиданных заявлений, недолго справляется с возмущённым кашлем прежде, чем ехидно уточнить:
— Это ты-то у меня сама невинность, ха? Напомнить тебе, сколько раз подряд мы за прошлую ночь хранили тебя для будущего мужа?
— Напомни, - Дэми отворачивается от города, чуть с вызовом заглядывая в светлые глаза Пинка.
напомни…
чужие руки привычно тянут Дэмиано к себе.
Гарри всегда целует его как в последний раз, порывисто и жадно, как дети вцепляются в желаемое, не отпуская. Словно за этой встречей других не будет, он сейчас уйдёт внезапно и хочет произвести то самое последнее яркое впечатление. Пинк и в первый раз Ривза так целовал, будто боясь передумать, не давая себе шанса для отступления, забирая то, что хочет. Для Гарри всегда есть только здесь и сейчас.
В Пинке так много этой разрушительной энергии, что грубо сжимает запястья пальцами, превращается в сиреневые лепестки засосов на длинной шее Ривза. Иногда Дэми кажется, что Гарри ненавидит и презирает весь этот треклятый мир, но для него делает небольшое исключение.
— я… тебя люблю… — Дэмиано обнимает Пинка, запуская руки под его распахнутую куртку, шепчет ему в ухо, — я тебя люблю, слышишь? больше всего в этом мире.
Гарри замирает. Он редко отвечает в таких случаях, потому что сложно говорить о чувствах, будучи эмоциональным инвалидом. Пинк всегда выбирает язык фактов взамен тысячам слов, которые не способен из себя выдавить, но Дэми знает, что его любовь, хоть и другая, но всё ещё невообразимо искренняя. Иногда для того, чтобы выразить что-то, только проговорить это бывает недостаточно, или слова, наоборот, иногда всё только портят.
— больше всего в этом мире, — глухим эхом отдаётся голос Гарри над ухом, щекочет дыханием пряди кудрявых волос, и Дэми ощущает, как быстро колотится чужое горячее сердце под полинявшей футболкой, ударяясь о костяную клетку рёбер, — навсегда…
Искусственные звёзды отражаются блеском в поднятых к куполу глазах.
Мир так красив, когда они вместе, и кажется, что всё ещё впереди, и нет ничего невозможного. Ривз надеется, что они останутся такими же навсегда, и время их не изменит.
Этот вечер не должен был заканчиваться.
before I say goodbye, my star in the sky...
w h y  do you cry?

Дэми ненавидит так сильно, до алой пелены, застывшей перед глазами, застилающей взгляд плотным полотном, сквозь который не видно белых оттенков. Когда он смотрит на этого ублюдка перед собой, уже украшенного кровоподтёками, крепко привязанного и абсолютно беззащитного, то нет даже мгновения жалости, и прирученная ярость кричит внутри – убей!
отомсти
уничтожь!
Гарри заслуживал лучшей жизни!
он заслуживал  ж и з н и !
И из-за этого ублюдка, выполнившего задание на «отлично», именно из-за него Гарри Пинка больше нет.
Эон, болтающийся на цепочке, словно давит шею к земле.
Отец учил его всегда, что жизнь, даже искусственно выведенная жизнь репликанта, созданная в лабораториях Новы, бесценна. Дэми, послушно впитывавший этот факт в детстве, вдруг перестаёт понимать концепцию, утрачивая её смысл… Какие-то твари просто не заслуживает своего существования! Это концепция справедливости.
Мама – ангел, заботящийся о всех, светлый и нежный, она словно создана для того, чтобы отдавать любовь… бедная мама, если бы она только знала…
Его ярость – шумный бушующий океан, сносящий своими волнами города. Дэмиано словно сам себя боится, когда со злостью пинает чужое тело ботинками, не ощущая сопротивления, но вместо жалости к скрючившемуся от боли человеку, лишь злится сильнее.
Ненависть требует крови.
Тварь должна сдохнуть с болью и криками.
— Я хочу, чтобы ты знал, за что умрёшь, - присаживаясь рядом с будущим трупом и опираясь на монтировку, Дэми шипит сквозь зубы, — ты убил Гарри Пинка. Давно. Даже не разобравшись, хладнокровно выстрелил в его эон за полученные деньги… ты не знал, каким он был человеком, не знал о его семье ничего, не имел с ним никаких столкновений, но сделал всё как тебя просили… и Гарри Пинка больше нет.
Исполнитель корчится в гримасах, пытается просить прощения, пощады, говорит, что не знал никогда никакого Пинка.
Но Дэми плевать на его жалкие визги.
— Мы с ним любили друг друга, — как ни в чём ни бывало, полным ледяной боли голосом продолжает он, и пустой стеклянный взгляд, направленный в пустоту, не выражает эмоций, хотя всё внутри вздрагивает в такт каждому слову, — я любил его больше всего в этом мире… ты отобрал у меня всё, что у меня было, и то же самое я сделаю с тобой...
Никакие просьбы о пощаде не спасут ублюдка.
Ривз не знает, способен ли ненавидеть ещё сильнее. Может быть, вырванное сердце может рождать только бешеную злобу? Безудержную ярость?
ненависть ненависть ненависть ненависть ненависть
— Сдохни!
Под нечеловеческий крик боли хрупкие кости исполнителя трещат под тяжёлыми глухими ударами металла по телу, крови из-под раздробленной кожи столько, что руки тут же покрываются бурыми брызгами, как и лицо, как и одежда.
— Сдохни, ТВАРЬ! – голос срывается на крик, выданный на высокой ноте взвизгнувшими голосовыми связками.
Гарри это уже не вернёт, но, может быть, чувство отмщения подарит хоть какой-то покой…
— НЕНАВИЖУ!
Пробитый металлом череп звучит как треснувший арбуз – глухо и безнадёжно. Раздавленный эон хрустит под подошвой. Когда Дэми отбрасывает монтировку дрожащими руками – всё уже кончено. Он убил человека, но не испытывает за это мук совести. Пустоту это не перекрывает.
На секунду мелькает белой нитью вопрос: был бы Гарри рад такой жестокости в его честь? Он никогда этого не узнает, ведь Гарри Пинка больше нет.
А теперь нет и того, кто стрелял в его эон, бросив затем труп разлагаться в сточной канаве, и это убийство ощущается каким-то освобождением.

---

Дэми возвращается слишком поздно для графика хорошего мужа, смотрит на тёмные окна, лишённые освещения, в надежде, что Келси уже спит, пока он ставит машину в гараж. С первого дня своих расследований Ривз обещал себе, что не будет впутывать во всё это свою жену, потому что обещал защищать её, быть опорой, а не разрушением. Келси заслуживает лучшей жизни, а не сражений с чужими демонами, над которыми он и сам не может взять верх. Есть лёгкая ирония в том, что отец думал о маме когда-то то же самое.
В этом доме уже давно не упоминают Гарри. Ривз сам попросил, потому что так легче, можно закрыться и не давить на больное. Иногда ему даже кажется, что они просто расстались, и Пинк где-то там в третьем дистрикте всё ещё барыжит у того бара, и не было похорон, не было морга и мутных воспоминаний о жизни последующие годы.
Ричи в их жизни всё ещё присутствует чаще, приходит по выходным или праздникам на правах друга семьи, и Дэми просто не может себе представить, как тяжело Келси смотреть на него и его новую семью несколько раз в месяц, прекрасно зная, что буквально сама толкнула его в объятия Карен, отрицая свои чувства так долго, что Байден в один момент просто не смог этого выдержать и захлопнул эту дверь навсегда. У них ведь почти получилось, когда Ричард и Келси случайно поженились, это могло бы стать замечательным началом чего-то большего, а стало в итоге всего лишь историей, о которой Ричи иногда вспоминает со смехом, но Дэми видит в глазах своей супруги ту невыразимую тоску неправильного выбора, которую уже не исправить, не помочь никакими средствами, а за дружелюбной улыбкой под несколькими слоями лжи прячется боль. Дэмиано может различить это намётанным взглядом, потому что каждый день видит подобную улыбку в зеркале.
Они с Келси одинаковые, хотя, казалось бы, с разными историями.
В итоге всё сведено к несчастью…
Келси не спит, встречает его в холле, говорит, что уже поздно. Дэми знает.
Не знает, что ей ответить.
Миссис Ривз же действительно искренне волнуется, вот только…
Сегодня её муж убил человека с особой жестокостью, разве это та информация, которую стоит упоминать за совместным ужином, словно невзначай между сплетнями о соседях и родственниках?
Страшнее всего, наверное, что Дэми до сих пор не чувствует к этому человеку, превращённому в груду переломанных костей и мяса, ни капли сочувствия, словно вместе с Гарри умерла и человеческая его часть тоже.
Но при виде Келси ему становится немного спокойнее.
— Пиццу с ананасами я съем сам, - Дэмиано давит улыбку изнутри, словно пытается хоть как-то поддержать свою жену тоже, — спасибо, что переживаешь за меня, но я… в порядке. Просто были дела.
Дэми мог бы соврать про то, что завёл себе нового любовника, проиграл кучу денег в казино или пил в баре неразбавленный виски – всё это бред, в который Келси, чувствуя его настроение, сейчас вряд ли поверит.
— Побудешь со мной немного? пожалуйста…
Они так давно не разговаривали по душам, затерявшись в серых буднях… рано или поздно всё всегда скатывается в бытовуху, их бытовая жизнь – пустые бокалы вина рядом с диванчиком, где засыпает Келси, и незнакомые личности в списках контактов Дэми. Кто-то из «подружек» доносит миссис Ривз, что её благоверный ей изменяет, на что она сдержанно улыбается, отвечая, что это всё выдумки. Дэмиано вызывает химчистку с утра, потому что жена снова случайно пролила вино на ковёр. Всё повторяется днём сурка с завидной регулярностью. Очередные объятия, которые не согреют – снова бутылка, которая не развеселит.
Семья из них ненормальная.
Но Келси и правда ему нужна.
Может быть, уже хватит этих тайн?
— Я нашёл убийц Гарри… - тихо говорит Дэми, и с плеч его падает груз, хотя технически он переваливается частично теперь на жену, — заказчика и исполнителя. Для меня провели расследование, и в итоге мы вышли на них… Исполнитель попался сегодня, и… я убил человека, Келси, по-настоящему убил, с особой жестокостью.
В этом так жутко признаваться, но он действительно попрощался сегодня со своей человечностью. Келси он доверил свою жизнь, и эту тайну она тоже, в конце концов, имеет право знать.
— И я не испытываю никакого чувства вины за это, — Дэми протягивает руки, показывая забрызганные тёмными пятнами манжеты рубашки, ранее скрытые под пиджаком, — я не знаю, что сказал бы на это Гарри, но не мог поступить иначе… я… я помню его лицо там, на том столе в морге, они отобрали у меня даже светлые воспоминания… я так хотел запомнить его улыбающимся, но это изуродованное лицо передо мной каждый раз, когда я пытаюсь веселиться, когда прикасаюсь к кому-то, когда, забывшись на миг, смеюсь над чьей-то шуткой… я винил во всём себя, но… я нашёл виновных, и они не достойны существовать в мире, в котором отобрали у меня Его…
Дэми не знает, поймёт ли жена всё это.
Келси Брин, которую он знал, конечно же, могла когда-то ловко пошутить про «убью тебя» и «ходи осторожнее, оглядывайся», намекая на расправу, но, в целом, была человеком гуманным, вряд ли поддерживающим убийства. В Келси Ривз он свою подругу юношества хоть и узнаёт, но с трудом, всё-таки она изменилась, да и работа в похоронном бюро не идёт на пользу её позитиву.
Опущенные руки висят вдоль тела плетьми – сегодняшний день был тяжёлым.
— Скажи, родная, что бы ты сделала, будь ты на моём месте? – Дэми поднимает голову, касается щеки Келси ладонью мягко и аккуратно, — желание отомстить этим ублюдкам – это всё, что даёт мне резон жить сейчас.
Внутри Дэми – выжженное поле, посыпанное солью, на нём ничего не зацветёт ещё долгие годы.
Если Келси захочет уйти – это её выбор, как и желание сдать его полиции, Ривз поддержит любой исход, потому что на собственную жизнь ему уже, по большей мере, всё равно.

[nick]Damiano Reeves[/nick][status]ты говоришь пустые слова[/status][name]Дэмиано Ривз, 30 ⁴⁵[/name][class]prime[/class][icon]https://i.imgur.com/ti45FcV.jpg[/icon][info]потерян и не найден[/info]