А, ебать, вечеринка, — Фокс тяжело вздыхает. У него сегодня на это нет никакого настроения. Настолько, что даже зажатая в зубах электронная сигарета не приносит ни облегчения, ни удовлетворения.
  Самое смешное, что он догадывался, что так и будет. Его университетские “друзья” о личном пространстве и усталости знают лишь понаслышке. Для них заявление Брина, в котором недвусмысленно угадывалось полное отсутствие желания тащиться к кому-то на вечеринку, пустой звук и провокация. И когда они позвали его на позднюю вылазку в универ, Фокс уже на втором повороте догадался, что они все-таки едут к кому-то из семейства Бриджертонов, которые помимо гордости за свою британскую фамилию имели еще и непомерную любовь к вечеринкам, а потому Агата звала к себе почти всех и довольно часто.
  — Вот придурки, — ноет на заднем сидении Фокс.
  — Да перестань, тебе понравится, задрал хандрить уже, — послышалось в ответ.
И действительно, Фокс уже вторую неделю не испытывал эмоций ярче легкого отвращения. Его мало волновали пары, доклады и презентации, шутки друзей над зазевавшимися ботаниками и даже тычки Келси, которая не стеснялась бить по затылку родного брата с каждым разом все сильнее. Может дело было в приближающейся годовщине свадьбы родителей?
  Ни к чему врать самому себе — дело было именно в этом. В отличие от своей сестры, Фокс находил этот праздник отвратительным. Его “мать” — репликант. Плевать, что Лазарь научил этих созданий рожать, они все равно оставались созданиями, не знающими детства, не знающими родительской любви, набором единиц и нулей, из которых состояла даже их кровь. Его “мать” не была человеком, и Фокс никак не мог смириться с этим, как и с тем обожанием, которое он каждый раз видел в глазах своего отца.
  Они с отцом ругались с завидной периодичностью, бросая друг другу в лицо оскорбления и угрозы, которым не суждено было сбыться. Адам Брин обещал лишить сына наследства, Фокс Брин уверял, что сменит фамилию и какому-нибудь Эрику Крузу вообще незачем будет это идиотское наследство четы Бринов. И оба — отец и сын — знали, что не сделают этого. Адам любил своего сына даже в моменты скандалов, Фокс… да черт его знает, почему Фокс не готов был отказаться от семьи, которой отчасти стыдился.
— Да он бы еще на кофеварке женился! — часто в сердцах бросал Фокс в разговоре с сестрой.
  — Ой, посмотрите на нашего нежного, мать он с кухонной утварью сравнивает, — цокала Келси. — Заткнись, я не договорила. Послушай сюда, Фокс, врут университетские газеты, считающие, что мозгами ты пошел в отца. Он в миллионы раз умнее.
  Ты хоть раз интересовался их историей? Хоть раз видел, что отец писал маме, когда пытался точно также убедить её, что она не кофеварка и не пылесос? Видел? Конечно нет! Ты же у нас самый умный, Фокс Брин!
А теперь послушай меня и постарайся думать не жопой, а головой! Вот тебя убьют, скажем, выстрелом в сердце, и мама с папой перенесут тебя в другое тело, по сути твое же, но ты в нем не родился. И кто ты после этого, Фокс? Манекен? Вешалка для одежды?
— Это другое!
  — Ой, как же. Ты, как и я, всего лишь та же последовательность нулей и единиц, записанная на эон. И даже если его раздробят, то нас всего лишь восстановят из копии. Тело — это не ты, ты маленькая душа на цифровом носителе, как и мама, только мама однажды из простой последовательности смогла обрести душу, а ты, видимо, лишен этой возможности, придурок безмозглый.
  Фокс прекрасно понимал, о чем говорит Келси, отдавал себе отчет, что она во многом права и подобные разговоры уже ближе к философским, но сердцем не мог признать Дженни своей биологической матерью, просто не мог. Оттого и всем своим нутром ненавидел семейный ужин в честь годовщины родителей, на котором из всего рода Брин только они вчетвером знали, что Дженни не человек, что она бежавшая из Эдема проститутка.

  — Пошли вы, — с улыбкой бросает друзьям в машине Фокс. Ладно, убедили, стоит все-таки посмотреть, что там опять придумала Агата. Эта блондинка просто обожала вечеринки с сюрпризом и никогда не раскрывала их тайну.
  Бриджертон праздновала свой день рождения в отеле, сняв целый этаж. Если бы не делегация из Берлина, она бы забрала тот, что предназначался дипломатам (там были шикарные комнаты), но увы, тут её ждал облом. Впрочем, менее широкой улыбка Агаты от этого не стала.
  Кажется, на этаже с огромным бассейном собрался весь их универ, хоть сейчас запускай профессоров и пары проводи. Даже группка ботаников стояла и жалась у стола с напитками, испуганными глазами наблюдая за теми, кто может испортить для кого-то первую такую вечеринку. А такие, Фокс точно знал, найдутся. Они же с парнями все-таки приехали.
  Среди гостей глаза Брина довольно быстро натыкаются на объемную кудрявую шевелюру Юны Ривз.
  Сука.
  Какого черта здесь делает эта поехавшая эко-активистка в бабушкиных свитерах? Насколько Фоксу известно, они с Агатой близкими подругами не были, и у Юны было свое мнение и насчет этих вечеринок, из-за которых погибает и без того не сильно живой мир, и насчет всех тех, кто на них обычно присутствует. И, черт побери, Юной ведь здесь непременно воспользуются.
— Ого, кого-то выпустили из-под родительского надзора? Во сколько велели вернуться? До 11 вечера? — Фокс оказывается за спиной Юны уже с бокалом в руках как будто совершенно случайно. Его брови насмешливо поднимаются вверх, образуя складочки на лбу. Фокс знает, что ему они идут. - Или ты просто доставляешь кексики своей мамаши?
  Вообще-то Фокс вполне себе неплохо относился к миссис Ривз. Его удивляла их пара с вечно холодным, собранным и отстраненным мистером Ривзом, но в их любви сомневаться не приходилось. Как и в любви между Дженни и Адамом, его родителями, но вы не понимаете, это, сука, другое!
  — Воу, воу, только не начинай сразу орать, не твой праздник в конце-то концов, сейчас все должны смотреть на Агату вообще-то. И лицо попроще.
  Да кому она нужна, в общем-то, эта Агата. Красивая? Может быть, Фоксу все равно. Умная? Да черта с два. Богатая? Так и Фокс не беден, его этим не удивить. Остальных же млашая из Бриджертонов поражала до глубины души. Хрупкая блондинка с голубыми глазами без единой модификации остановила не одно сердце еще в первый год их учебы в универе. С одним только не справилась — Фокс Брин оказался к кукольной красоте абсолютно равнодушным.
  Зато Юна Ривз буквально сводила его с ума. Он ненавидел каждый день, в который его взгляд касался её волос, улыбки, обращенной не к нему, тонких запястьев. Он не понимал, как и когда это произошло и всячески избегал Юну по началу, но это ничем не помогало в его ситуации. Тогда он решил, что Юна должна его возненавидеть. Пока остальные сдувают с Фокса Брина, плохого, но красивого и богатого парня, пылинки, Юна должна лить на него яд, чтобы он больше не смел украдкой присматривать за этой поехавшей.
  Все в универе знали, что Брин большой любитель подкалывать Юну по поводу и без, катались по полу от восторга, когда увидели Фокса, благодарно принимающего гостинцы от миссис Ривз и подмигивающего её дочери, радостно сливали её расписание в надежде на н  овые шутки.
План Фокса оказался почти удачным. Юна действительно презирала его, только вот ему самому это, увы, никак не помогало. Сделало только хуже, ведь теперь его друзья, не понимающие, что на самом деле стоит за этим вечным противостоянием, намеревались доводить девчонку, чего вовсе не хотел Фокс.
  — Я бы советовал тебе все-таки последовать совету родни и быть дома до полуночи, Уна, — Брин коверкает имя, отпивает из бокала и тут же меняется в лице. К ним направляется сама виновница торжества, изящно огибая гостей, прося извинения у каждого, кого задели полы её невесомого, не скрывающего красоты фигуры, платья.
  — Фокс! — восклицает она почти детским голосом. — Я уже боялась, что ты не придешь.
  Тонкие ручки Агаты ловко оказываются на плечах парня сразу после того, как она своим появлением вынудила Юну отойти в сторону от того, кого единственного считала достойным себя. Фокс это прекрасно знал и до этого дня успешно игнорировал.
  — И тебя, Уна, очень рада видеть, — то, как лишь Фокс позволяет себе коверкать имя девчонки Ривз режет по ушам и Фокс, не скрываясь, морщится.
— Как я могу пропустить твой день рождения, — ни одной приятной интонации в голосе Фокса. Впрочем, все давно привыкли, что он улыбается лишь с ухмылкой, рад и вовсе в исключительных случаях.
  Агату, конечно, отсутствие искренности на лице Фокса вовсе не смутило. Она на нем уже фактически повисла, едва не проливая напиток, что Фокс сжимал в руках с каждой секундой сильнее.
  — Ты же пойдешь нырять в бассейне? Ну же, Фокс, нельзя скрывать такую фигуру под вечными этими тоннами одежды. В Детройте не холодно, а твое расписание в тренажерном зале половина универских девчонок наизусть знает.
  Агата кокетливо касается груди Фокса, тот едва останавливает себя от того, чтобы закатить глаза куда-то за затылок. Так, наверное, даже лучше. Юна и без того его не жалует, а с таким показным вниманием Агаты… Но этого ли на самом деле хочет Фокс?
  — Надеюсь, не это твой сюрприз?
  — Ты хочешь сказать, что я настолько скучная? — Агата притворно дует губки.
Кто-то из гостей зовет её. Один раз. Два. Третий она уже не может игнорировать, и, извиняясь, чмокает Фокса в щеку, растворяясь в толпе. Не забыв, конечно, напоследок просверлить Юну взглядом. Этикет говорит Фоксу извиниться за такое откровенно недружелюбное поведение Бриджертон, но, блять, где Фокс и где этикет. Тем более, что ему же это все на руку, разве нет?
  — Надеюсь, ты надел свои лучшие купальные трусы, а то тут только плакатов не хватает, что ты главный торт на этом празднике, — мимо как ни в чем ни бывало проплывает Келси с чем-то светящимся в бокале. — Береги вишенку, придурок.
  — Завидуешь, сестренка? — бросает ей в спину Фокс, но та уже не обращает внимания. Уж кого, кого, а эту рыжую оторву Фокс никогда не мог приструнить.
  — Ты еще здесь? — Брин резко поворачивается к Юне, которой от них с Агатой не дала отойти танцующая рядом толпа. — Или тоже захотелось кусочек торта? Могу разрешить тебе на это посмотреть, иначе откуда ты узнаешь, как делаются дети.
  Фокс смотрит на поджатые губы, на глаза, в которых темной волной бьется презрение и отвращение, и ненавидит себя за то, что делает. Его кровь сжигает сосуды, по которым течет, от ненависти к самому себе.
  И ведь самое главное…
  Фокс Брин не может дать точного ответа, почему он не позволяет себе быть ласковым с Юной, почему не позовет её на концерт Барбары Айдол, почеме так суров с ней. Единственное, в чем он уверен, — он сломает руку тому ботанику, который тянется к ней, и превратит в кровавое месиво лицо любого, посмевшего её обидеть.

[nick]Fox Brin[/nick][status]бей в сердце[/status][icon]https://i.imgur.com/TFnvoGM.jpg[/icon][sign]каждый, кто делал тебе больно — покойник

укрою тебя пледом, посажу на подоконник[/sign][class]prime[/class][name]Фокс Брин, 21[/name][info]смотрю на тело, вижу душу[/info]

— Ну как? Прилично? – Юна Ривз поправляет воротничок тонкой блузки, вышитый по краю вручную голубыми лепестками, застёгивает ремень на брюках с завышенной талией, — Дэми?
  ноль ответной реакции.
— Дэми! Ты можешь отвлечься от своих мужиков хотя бы на минутку? Я прошу твоего совета здесь вообще-то… Если я надену сверху вот этот пуловер, будет нормально?
  Старший брат, развалившийся на диване в гостиной, перекинув через подлокотник длинные ноги, обутые в шпильки, медленно и неохотно отрывается от переписки в своём токене, чтобы смерить Юну оценивающим взглядом и тут же поставить ей твёрдую двойку своим модным приговором.
  — Выглядишь, как будто сбежала из института благородных девиц. Это вечеринка богатеньких, а не симпозиум. И не посиделки с настолками в твоём кружке ботаников. Когда ты в последний раз была на вечеринке, сис? в позапрошлом веке? Костюмчик оттуда…
  Юна вспыхивает в секунду, покрываясь багровым румянцем как-то по-смешному, яркими пятнами на лице и ушах. Ну да, она не ходит на такие мероприятия, и брат это прекрасно знает, зачем вообще упоминать лишний раз?
  — Лучше бы не спрашивала твоего мнения… - гордо фыркает она, — что прикажешь надеть? Юбку шириной с ремень?
  — Ну как минимум да…
  — Я туда иду не для того, чтобы найти себе случайные половые связи и герпес в придачу, так что нет. Полуприкрытой задницей пусть щеголяют те, у кого ума и фантазии хватит лишь на то, чтобы удачно прыгнуть замуж, это не мой основной приоритет в жизни, так что я…
  Брат обрывает её на полуслове.
  — …и как ты дожила до своего возраста такая непробиваемая? Я чёт упустил момент, когда моей сестре стукнуло столетие, и она превратилась в бабку. Ах, да, я и забыл, что ты такой родилась…
  Дэмиано тяжело вздыхает прежде, чем свернуть голограму токена, обращаясь к сестре всем своим вниманием.
  — Слушай, Юна, серьёзно, я бы не хотел, чтобы тебя там высмеяли, окей? Мамы сегодня дома нет, наряжать тебя некому, так что выброси, пожалуйста, свой вязанный позор в мусорку и расслабься. Хочешь, я подберу тебе что-то из твоего гардероба? Могу накрасить тебя, если есть желание.
  — Чтобы я выглядела как будто из Эдема сбежала? – Ривз нервно поджимает губы, опускает взгляд на свой наряд. Ей казалось, что она одета достаточно мило для выхода в люди…
  — Если тебе не нравится «смоки» – можем обойтись чем-то очень нежным и дневным, без перебора. Тебе пойдёт. Если пойдёшь в этом своём костюме для детского утренника – ни у кого не останется выбора, как заплевать тебя. А потом будешь удивляться, что тебя снова не приняли в тусовку, и все вокруг идиоты.
  — Так и есть…
  — Нет, Юна, идиотка тут только ты, когда лезешь на вечеринку, одетая, словно монашка, — Дэми поднимается с места, ловко в несколько широких шагов взлетает по лестнице, и Юна снизу слышит, как он распахивает дверь в её комнату.
  — Ты будешь шариться по моим вещам? – возмущённо вскрикивает она, бросаясь вверх по ступенькам тоже.
  — А что ещё мне остаётся делать, если моя сестра – грёбанная фэшн-катастрофа?.. Ой чёёёёрт, ты хоть что-то кроме блузок носишь? Ну там… юбки, которые выше колена хотя бы на пару сантиметров? Нет?
  Брат превращает аккуратно обставленную комнату Юны в хаос за считанные минуты, совершенно не церемонясь, вытягивая из гардероба одежду и затем бросая её на кровать или на розовый ковёр прямо под ноги, совершенно не удовлетворённый результатом.
  — Что ты делаешь?
  — Ты спросила моего совета – я делаю всё возможное, чтобы ты не оказалась посмешищем… это у меня в руках платье в цветочек? ты сейчас серьёзно?
  — Маме нравится, — Ривз присаживается на светлое покрывало кровати, ещё не захламлённое вязанными свитерами и закрытыми водолазками, обнимает худые коленки.
  — Мама с удовольствием одевала бы тебя в чепчики, как младенца, а ещё есть такие варежки-антицарапки – тоже для твоего возраста в её глазах конечно… потому что не видит, что ты повзрослела, а после того, что сказал твой врач, у неё синдром гиперопеки уже скоро купола коснётся своими размерами.
  Дэмиано замирает в застывшей тишине, и Юна, нервно закусившая губу, поднимает на него взгляд.
  — Давай не будем об этом, пожалуйста…
  По крайней мере, пока терапия не начнёт работать.
  — Извини.
  Она любит брата за то, что он всегда чувствует, когда ему нужно остановиться и замолчать. Сейчас как раз такой момент, и тема разговора меняется практически моментально, словно по щелчку.
—  Окей, по выводам из твоего гардероба: единственное красивое что можно вытащить – это нижнее бельё. Для человека с бесформенным оверсайзом у тебя слишком много кружевных комлектов, зачем ты их скупаешь в таком количестве?
— Оно красивое…
  — Зная тебя, его ни разу так на тебе никто и не увидел…
  — Ну и что, - Юна пожимает плечами, — я для себя его надеваю. Просто нравится думать, что я красивая.
  — Ты красивая, просто не умеешь этим пользоваться, а под этим бесформенным нечтом, что ты зовёшь одеждой, никто так и не разглядит, — Дэмиано опять тяжело вздыхает.
  Юне кажется, что она объясняет это в тысячный раз подряд, но промолчать, как обычно, не в состоянии, зачем?
— Целью моей жизни не является найти себе парня или завести бессмысленные отношения, Дэми, то, что все с подросткового возраста сейчас зациклены на романтизации сексуального влечения – навязанный обществом стереотип, поддерживаемый виарами и сми. Жизнь не в этом заключается. И не надо всем меня жалеть из-за того, что я не трачу время на свидания. Концепт «второй половинки», которую люди ищут всю жизнь – просто ужасен, я хочу быть самостоятельной личностью, а не частью чего-то или… кого-то? Это даже звучит оскорбительно.
  Дэмиано смешливо щурится.
  — То есть если сюда сейчас войдёт высокий красивый парень из хорошей семьи, который признается тебе в любви, бросит небо к твоим ногам и предложит встречаться, ты…
— …первым делом попрошу у него справку об отсутствии заболеваний, передающихся половым путём как минимум… — немедленно отрезает Юна, — и о том, что он не псих тоже, слишком хорошо ты его описываешь, таких не бывает. Я уже не маленькая девочка.
  — В тебе наивности больше, чем в младшей дочери Байденов, а ей, к слову, четыре года.
  — И она поумнее тебя будет при этом… всё, забудь … мне переодеваться во что-то? Не хочу опоздать, Лекси одна в этом гадюшнике будет нервничать.
  — У вас намечается общий сбор ботаников?
  — Да, мы решили выбраться в свет, раз уж нас пригласили.
  — Трансформируетесь потом в одного огромного ботана и захватите здание, понял ваш план… Купальник берёшь? Я видел приглашение, написано, что там будет бассейн.
— Нет, — Ривз слишком быстро и чрезвычайно активно мотает головой, — я не полезу в воду.
  — Зря опять отрываешься от коллектива.
  — Не хочу давать ещё больше поводов для насмешек.
  — Я слышал, что Брин не собирался приходить, а без его ведома тебя обычно его подпевалы не трогают.
  Новость звучит успокаивающе и даже претендует на лучшую новость дня, если является правдой. Юне хочется облегчённо выдохнуть и от души пожелать Фоксу, чтобы у него в пути сломалась машина, хотя предполагает, что на такие мероприятия все едут в такси.
  Если Фокса Брина действительно не будет – всё должно пройти более-менее спокойно, без едких насмешек, шуток уровня младших школьников, недавно узнавших, откуда берутся дети, и подхалимного до надрыва улюлюканья его тупых дружков, покатывающихся с тупых выпадов. Юна не знает, чем досадила Брину, почему именно её он выбрал для своих издёвок, но каждое его появление в радиусе десятка метров давно уже вызывает в ней неконтролируемую панику жертвы, каждую секунду ожидающей нападения от хищника.
  Ему просто нравится смеяться над ней, пользуясь тем, что в иерархии пищевой цепочки университета он стоит выше, благодаря собственной популярности. Его острый язык найдёт повод прикопаться буквально ко всему: мешковатой одежде, слишком хорошей оценке, лоточку с красиво выложенным мамой обедом, который Юна открывает, сидя на дальней лавочке в прилежащем к университету парке. Брин, если ему нужно её высмеять, и там её разыщет. Она никогда не одна в своём ожидании подвоха и вечно ждёт этого града пуль в свою грудь, ей не спрятаться нигде, даже в женской уборной разговоров и воздыханий о Фоксе слишком много. Юна не может понять, почему, он же даже не красивый в классическом понимании, просто... наглый...
  Он — буквально та не самая приятная часть её жизни, которая всегда в её голове, что бы она ни делала. Сочетая новое платье с тёмными колготками или подъезжая с мамой к университетским корпусам, получая от Молли Ривз контрольный поцелуй яркой помадой в щёку, она непроизвольно думает только о том, как в этот раз Фокс Брин посмеётся над этим, какую новую гадость придумает, если сейчас где-то неподалёку. Он буквально поселился в её голове, и Юна ненавидит это. Всё, чему она научилась, перестав быть наивной первокурсницей – отвечать так же резко, чтобы сразу отбило желание общаться, чтобы было видно, как она презирает его, и не ждёт ничего хорошего от таких токсичных мудаков, как он.
  — Я надеюсь, он и правда не придёт… — Юне не хочется слышать, что он скажет о нарисованных братом тонких стрелках на её веках (для кого вырядилась, Уна? Её  передёргивает от этого обращения), не хочет даже представлять, как обсмеёт её юбку, что (о, ужас и разврат) на два пальца выше колена (Дэмиано пришлось долго сражаться за то, чтобы его сестра надела хотя бы это, а не любимые брюки, закрывающие всё до щиколоток).

  Когда автомобиль Дэми тормозит у ярко освещённого снаружи отеля, Юна всё ещё нервно одёргивает на себе эту дурацкую юбку.
  — Хочешь зайду с тобой? – брат стучит наманикюренными пальцами по рулю. Он вообще-то не собирался к Агате, у них с этой напыщенной куклой когда-то были личные тёрки, связанные со вниманием одного из молодых праймов, но ради сестры он бы зашёл, наплевав на злопамятность Бриджертон, — у тебя всё равно в приглашении плюс один, а я отменю свидание с Фредди – только скажи, а то он мне уже поднадоел…
  Брат конечно, просто шутит про своего бойфренда, но Юна вместо улыбок как-то слишком нервно хмурится, сжимает губы в нитку, ловя отражение собственного взгляда в зеркальце заднего вида через полуопущенное стекло, укладывает запакованный, перевязанный яркими лентами подарок в сумочку.
  — Давай ещё маму с папой позовём тогда, весело будет…
  Дэмиано смеётся, тыкает её острым локтем в бок.
  — Понял… ладно, если захочешь уехать из «гадюшника» пораньше – я на связи. Оставь свою юбку в покое, ты очень красивая, это же я тебя собирал… Обнимемся на удачу?
  Юна кивает, и несколько секунд они молча сидят с Дэми в обнимку, пока отель поглощает в себя приглашённых на вечеринку гостей. Юна уже видит жмущихся у входа в здание Лекси, Итана и ещё пару человек из их маленькой тусовки.
  — Спасибо, Дэми, я позвоню.
  — Давай-давай, порви там всех! По-ве-се-лись!
  Дэмиано ещё несколько минут не заводит мотор, глядя, как Юна, ссутулившись и чуть вжав голову в плечи, пока проходит мимо людей, приближается к своей компашке, ждёт, когда послышится смех, и кучка довольно скромно (по сравнению с остальными) одетых студентов скроются за золотыми дверьми, оказавшись в огромном холле отеля, чтобы оттуда подняться в лифте, и только после этого аккуратно трогается с парковочного места. У Дэми без особого на это повода какое-то очень плохое предчувствие по поводу будущего вечера, и он не понимает, откуда оно взялось.

Alexa @lexxie • 09:15 p.m мои малыши  вечер в самой лучшей компании @una_ree @eeethan.yeah Hotel Atlantida, District I

  Музыка ужасно громкая, Юне кажется, что она стучит ей басами прямо в мозг, тормоша вестибулярный аппарат изнутри. Они появляются на вечеринке вовремя, и зал ещё не заполнен даже наполовину, потому что большинство предпочтёт опоздать и привлечь этим самым к себе как можно больше внимания.
  Ривз оборачивает вокруг запястья широкий браслет светящийся розовым неоном, выданный на входе, немного неловко машет рукой остальной части их небольшой тусовки. Со стороны Агаты было очень мило пригласить всех, даже самую умную часть их университета, к которой Юна себя относит, но которая не пользуется популярностью. Мило, но не неожиданно, потому что банальная логика подсказывает Ривз, что Бриджертон даже не составляла списки, просто отправив массовую рассылку приглашений всем знакомым, имеющим токены.
  От места пахнет роскошью и пафосом. Лучший отель города, самый известный диджей первого дистрикта, весь университет в списке гостей в качестве массовки. Юна обводит взглядом огромный бассейн в центре зала, и её бросает в дрожь от мысли о его глубине, вода вызывает в ней какой-то необъяснимый страх, и она отходит подальше от края, прячась за чужие спины, словно за стену, теряясь в звуках электронных басов.
  Лекси минут десять назад убежала проверять как оборудована раздевалка, попросив перед этим взять напитки с огромного стола в углу. Юна не уверена, что в разнообразии бокалов здесь для неё есть что-то безалкогольное (Юна не пьёт в принципе, может быть бокал игристого на праздниках с родителями, все в семье относятся к этому спокойно и с уважением), а бармен за стойкой у самого бассейна слишком далеко и чрезвычайно занят намешиванием разноцветных коктейлей, чтобы что-то у него спросить.
  Юна берёт один из стаканов в руки, принюхивается. Пахнет колой, но там вполне может быть и что-то покрепче. Ривз совсем не хотелось бы напиться и вести себя глупо, ей хватит насмешек и по поводу её обычного поведения, не контролировать своё тело просто ужасно.
  Когда за спиной раздаётся слишком знакомый голос, Юна чуть не роняет бокал от неожиданности, часто-часто моргает, очень тихо выдыхает прежде, чем натянуть на лицо спокойное выражение и обернуться. Дэми ошибся, и ей ужасно не повезло сегодня, что Фокс Брин всё-таки решил почтить эту вечеринку своим присутствием, и видимо посчитал, что будет безумно весело, если он откроет свой дурацкий рот и попытается пошутить в её сторону, пока рядом нет никого из её друзей. Да и что бы они сделали? Приняли бы удар на себя? Нет, она в этой войне всегда одна.
  Юна Ривз мысленно считает до пяти перед тем, как броситься в наступление. Под счёт она угрюмо представляет, как плеснёт Фоксу напиток в лицо, если он продолжит свои клоунизмы, пусть только даст повод, и в этот раз у неё хватит на это смелости.
  — Что-то ты не жаловался, когда моя мама по доброте душевной угощала тебя кексиками, в чём проблема? Если бы знала, что ты тут появишься – не пришла бы вовсе. Думаешь большая радость смотреть на такого клоуна, как ты?
  Она глядит ему в глаза, не отводит яростный взгляд, просто потому что хочет показать, что не боится его. Юна собирает всё внутри себя, всю свою злость в тугой комок в груди, чтобы дать этот отпор. Её напрягает появление Брина, но она не даст ему радости насладиться её слабостью. Он ведь пытается быть крутым, самоутверждаясь за чужой счёт, чёрта с два она позволит с собой так обращаться.
  Кто-то из его мерзких друзей шутил, что Фокс – хищник, а Юна, придерживающаяся позиции вегана – травоядное. Хищники жрут травоядных – какое отвратительное сравнение. Юну тошнит от этой шутки, но, если разобраться чуть глубже, то Фокс действительно выигрывает в своих нападках, потому что только он может выбесить её до состояния истерики, до тихих злых слёз в туалетной кабинке, а если она ведётся на всё это, как бы она ни делала вид, что ей всё равно — Юна Ривз проиграла. Он жрёт её мысли.
  — Я бы советовал тебе все-таки последовать совету родни и быть дома до полуночи, Уна.
  Он не обращается к ней иначе, считая себя наверняка дико оригинальным. Юне не нравится это коверканье, но сделать она ничего не может – от любого возмущения будет только хуже. Он использует это против неё снова и снова, изуродует её имя ещё сильнее.
  — Ну что ты, если уеду раньше полуночи — пропущу момент, когда твоя пустая голова превратится в тыкву, - Ривз смотрит на него холодно и резко, — или ты сам превратишься в крысу?
  Вряд ли Брин поймёт отсылки к старой сказке, он слишком тупой для этого. Его интеллекта хватает лишь на шуточки про секс и пьянки с друзьями. Юне не хочется тратить на него время. Нужно бы развернуться и уйти, но она всё ещё не выбрала коктейль для Лекси, и в полутьме не очень понятно, где тут голубая лагуна, а где виски-кола.

В первый учебный день в университете всех студентов-первокурсников собирают в большом конференц-зале для классической торжественной речи с поздравлениями и напутствиями, и большое помещение забито потоками студентов с разных курсов, которых так много, что на всех явно не хватает сидячих мест. Юна немного опоздала на свой самый первый университетский праздник из-за того, что маме нужно было заехать по делам, и теперь даже не особенно понимает в толкучке, где её группа студентов-экологов, которых она до сих пор видела лишь пару раз на собраниях перед учебным годом, и так и не успела запомнить всех в лицо.
В толпе ей всегда как-то не по себе.
Её зажимают толкучкой, и вместо сцены Юна видит затылок какого-то высокого парня, которому почти упирается лицом в плечо сзади. Ривз к этому времени уже примиряется с мыслью, что не найдёт своих одногруппников, а от новоприбывших студентов толпа сжимается её сильнее, и в какой-то момент Юне кажется, что у неё треснут рёбра, нечем станет дышать, и радостное предвкушение новых знакомств сменяется вдруг накатывающей волной паникой. Ей кажется, что в зале не осталось кислорода совсем. Юна на секунду прикрывает глаза, чтобы моргнуть, и ощущает, что ноги подкашиваются.
— Эй, — кто-то хватает её за плечо, чуть встряхивает, — сюда иди, тут свободно… нормально всё? Говори: нормально ?
— Да…
— Вода есть с собой? У меня у сестры обмороки случались в детстве, а ты выглядишь хреновее, чем она тогда.
— Да, нет, я не… а… с-спасибо, — чуть в стороне от толпы, куда ее выведи, ей легче дышать, никто не пихает локтями под рёбра. Юна бледная, кожей почти в цвет своей любимой белой блузки. Юна опять сегодня пропустила завтрак. Забыла, переволновалась, да и, по правде сказать, есть совсем не хотелось.
— Воды выпей, — высокий парень качает головой, что-то ещё бормочет себе под нос, разглядывая толпу – Юна не слышит, — вон иди, там место есть, сядь.
Ривз проталкивают сквозь толпу, она оборачивается прежде, чем потерять своего нового знакомого из вида.
— Как тебя зовут?
В чужом тоне удивлённые нотки, будто бы все должны знать, кто он такой просто по умолчанию.
— Фокс. Фокс Брин.
Юна впервые о нём слышит
и он ей наверное даже нравится...

***
Первый месяц в университете – яркая вспышка новых впечатлений. Юна пытается уместить в своей голове и своём расписании всё, что сможет по-максимуму, чередуя доклады, деятельность вне занятий со своими попытками сделать этот мир немного лучше. Именно поэтому она сейчас после учёбы гуляет по двору перед кампусом, вместо того, чтобы как все нормальные люди, двинуть домой отдыхать, и со своим планшетом пытается собрать подписи в защиту исчезающего вида растений на территории Пустошей. Растений, что поглощают радиацию в процессе фотосинтеза – это очень важно. Их теперь используют для изготовления алкогольных напитков, и поэтому безжалостно уничтожают тоннами.
Она видит чужую долговязую фигуру издалека. Забавно, что с того дня они так и не пересекались, но Юна теперь уже знала, кто такой Фокс Брин, нашла его в соцсетях. Ей казалось, что он действительно неплохой…
— Фокс! – Ривз радостно машет рукой, глядя, как парень и пара его друзей остановились. Отлично, будет задействовано больше людей, класс! Юна обходит фонтан по периметру, улыбается, — привет!
Чужое лицо выражает мыслительное напряжение, будто он силится вспомнить, где мог ее видеть. Она же тогда даже не представилась, что за свинство с её стороны…
— Я… ты мне помог тогда в конференц-зале, — Юна прижимает к себе планшет, убирает подброшенные ветром волосы со своего лица, — сейчас я не такая бледная конечно... ещё раз спасибо! У меня тут важный проект, хотите поучаствовать?
— Что там у тебя?
Звучит как-то грубо, Ривз не обращает внимания – ей показалось. Она открывает свою голограмму с мини-презентацией прямо с токена.
— Я собираю подписи в защиту исчезающего вида растений, чтобы запретить их промышленное использование… они… перерабатывают радиацию, а из них делают сейчас алкоголь…
— Собираешь подписи из-за чего?
— Из-за того, что вид растений, перерабатывающих радиацию, будет полностью уничтожен… - она чувствует себя как-то глупо, твердя одно и то же по кругу тупым болванчиком.
— Они в Пустошах?
Юна не понимает, она же сказала.
— Да, но их промышленно добывают, чтобы…
— Мне всё равно на растения в Пустошах.
Юна смотрит в чужие голубые, почти прозрачные глаза, и совсем ничего не понимает. Фокс Брин же ей помог, и она думала, что он…
— Что значит «всё равно»? — упрямо тянет она.
— Наплевать. Каждую секунду люди дохнут, а ты со своими растениями. Ты серьёзно? Кому это вообще интересно?
У Ривз от неожиданности подрагивает нервно нижняя губа.
— М-мне.
— Ну… может потому что ты ботаничка… — парень заглядывает в её планшет, читая данные автора вверху страницы, — Уна.
Глупое произношение собственного имени режет слух впервые, она слишком взволнована и обескуражена, но все ещё пытается объясниться.
— Меня зовут Юна. Оно просто так пишется…
— Мне всё равно.
Ривз мерзко, она чувствует себя оплёванной, отступая на шаг.
— Мне показалось, что…
— Тебе показалось.

Una @una_ree • 10:20 p.m настроение: ультрафиолетово    Hotel Atlantida, District I

  — … Уна…
  Юна теперь уж точно знает, что ей, глупой первокурснице тогда показалось…
  Сейчас ей так не кажется, и она даже не пытается надевать на себя эти розовые очки.
  Ей всё равно.
  От подошедшей к ним Агаты отталкивающий шлейф пафоса, завернутого в красивое платье. Юна уже жалеет, что оказалась на этой вечеринке. Смотреть на Фокса некомфортно, а уж смотреть на вешающуюся на него хозяйку праздника просто тошно. Если Фокс Брин кого-то любит в этой жизни, то только своё отражение, а остальными просто пользуется по своему усмотрению, но в глазах девочек университета это не делает его мудачилой. Это делает его тем самым «плохим парнем», о котором воздыхают даже Юнины однокурсницы с факультета экологии, у которых уж точно нет шансов больших, чем побыть развлечением на одну ночь, но их разговоры звучат, как будто они были бы рады даже этому, и Ривз поражается их наивности. Конечно же он не станет ни с кем хорошим, не откроется с лучшей стороны для них единственных, как бы они не мечтали об этом, они что, все настолько тупые? Просто гнилой придурок.
  Юна знает, что даже её лучшая подруга Лекси мечтает о Фоксе, и просто каждый раз удивляется тому, что никто не видит, какой он мерзкий на самом деле.
  Свою дорогую Лекси Ривз бы к нему и на пушечный выстрел не подпустила, а вот Агата как раз Брину подходит, из них выйдет прекрасная парочка. Парочка отбитых мразей.
  Юна проглатывает обращённое к ней недружелюбие из банальной вежливости к хозяйке вечеринки, в честь которой здесь это все и устроено. Мимо проплывает Келси Брин, не забывшая подколоть братца, и Юна фыркает от смеха, прикрываясь стаканом. Иногда ей жаль, что они с Келси не дружат, хотя однажды Келси Брин пригласила её поужинать ни с того ни с сего, и очень интересовалась деятельностью Ривз по защите окружающей среды.
  Это было очень странно и лишь однажды, а дальше они снова пересекались лишь по мелочи.
Юна Ривз подхватывает второй бокал, ищет взглядом в толпе свою компанию.
  — Ты еще здесь?
  Она закатывает глаза.
  — К сожалению, да…
  —… Могу разрешить тебе на это посмотреть, иначе откуда ты узнаешь, как делаются дети.
  — Если ты собрался делать детей прямо тут – пожалей мою психику, пожалуйста, предупреди заранее, чтобы я ушла, иначе меня стошнит в бассейн, - Юна пропускает мимо себя подколку о том, что она не знает, откуда берутся дети. Она знает. Ей всё равно на эти типа остроумные шутки. Он шутит об этом каждый раз, и Ривз точно не понимает, откуда у Брина вообще эта информация. Ей всё равно на его мнение.
  — Спать со всеми подряд – так себе повод для гордости, я бы на твоём месте задумалась о своих приоритетах в жизни.
  Она наконец-то находит взглядом знакомые лица, мягко улыбается Итану по-дурацки радостно машущему ей длинным надувным шариком с другого края бассейна.
  Юна бросает на Фокса свой последний уничижительный взгляд.
— Какой же ты мерзкий… — Ривз обходит Брина по дуге, отворачивается, прекрасно зная, что он сейчас бросит какую-то обидку ей вслед, словно харкнет от души в спину. Ей всё равно. Она гордо расправляет плечи.
  Фокс Брин никогда не будет казаться ей каким-то особенным.

  На другом конце бассейна людей чуть меньше и музыка немного тише.
  — А где Лекси? – Юна протягивает стакан Итану, садится на край шезлонга рядом с ним, глядя на подсвеченный изнутри слой воды.
  — Только что была где-то тут, — Итан кивает на танцующую толпу, показывая, что «где-то тут» – это явно «там», среди кучи людей, и туда лучше не лезть.
  — Ничего, я думаю, она нас найдёт если что… — Юна опускает взгляд в стакан, думая, что если бы не Лекси, то ушла бы отсюда прямо сейчас, воспользовавшись ещё не просроченным предложением Дэми забрать её домой пораньше.
  — Этот опять до тебя докапывался?
  «Этот» – это всегда Фокс. Юна морщится, пожимает плечами. Ей неприятно об этом говорить.
  — Да…
  — Чего ему нужно было в этот раз?
  Юна поднимает взгляд, пытаясь найти на противоположном конце зала Брина, чтобы знать, откуда ждать подвоха если что, но, конечно же, уже его не видит.
  — Спрашивал, почему я не сижу дома так поздно, привязался с ничего, всё как обычно… — Ривз одёргивает юбку, пытаясь натянуть её на свои коленки.
  — Придурок…
  — Дааа.... ты только не лезь к нему, окей? Я знаю, как с ним разговаривать, а тебя он и ударить может, - Юна чуть отпивает из своего стакана, и её передёргивает, — фу, тут виски больше, чем колы…
  — Секрет в том, что чем больше пьёшь, тем меньше это ощущается, — Итан улыбается, кивает на бассейн, — будешь плавать сегодня?
  — Нет, — Юна отставляет стаканчик на пол, — плохо плаваю.
Точнее было бы сказать «не плаваю вообще». И до жути боюсь глубины.
  — Аааа, — голос у Итана какой-то разочарованный, и они ещё с половину минуты сидят ничего другу другу не говоря, глядя на блестящую гладь воды. Ривз думает о том, что Итан хороший. Немного странный, конечно, но ему можно доверять. Он надёжный и спокойный… он ей даже нравится, наверное, но не как парень, а как… человек?
  — Юна, слушай, я тут сказать тебе хотел, пока мы одни, что-то важное, знаешь…
  У Ривз всё внутри тянет нехорошим предчувствием. Вот они сидят тут с Итаном под музыку в отдалении ото всех, и что он ей может сказать своим заикающимся тоном, внезапно подсев слишком близко, нарушив приличную социальную дистанцию.
  Ой, нет, ну пожалуйста, нет…
  Юне неловко, она как-то слишком спешно, боком вскакивает с места, чувствуя нарастающую панику.
  — Давай чуть позже, мне нужно… Лекси… я сейчас…а, вон же она! Я сейчас вернусь, надо у неё кое-что спросить...
  Ривз не видит подругу, но, неловко оправдываясь, отступает в толпу, чтобы поскорее сбежать от Итана, который хочет сказать ей «что-то важное».
  Вот так и попадают во френдзону вообще-то…или лишаются друзей.
  Юна неловко оборачивается, сталкиваясь с чёрт побери Брином, буквально влетает в него с размаха.
  И ты тут…
— Ты что следишь за мной? – она знает, что это не так, но почему-то злится на него вдруг ещё больше, чем на дурака-Итана, решившего испортить общение на ровном месте, — опять расскажешь мне, что мне тут не место? Или что? Начинай свою песню про то, какая я маменькина девочка, чего ты, ничего интереснее у тебя в запасе всё равно нет.
  Юна смотрит на него снизу вверх, и ей кажется, что Фокс сейчас крикнет ей что-то обидное. Что-то такое, от чего весь зал вокруг зайдется гиеньим смехом.
  Она злится на него не за то, что он подкалывает её. Ей всё равно. Она злится на то, что Фокс тогда растоптал её веру во что-то хорошее, прошёлся по ней катком и не оставил и мокрого места, выплюнув это мерзко-насмешливое «тебе показалось» на ее какую-то слишком искреннюю надежду.
  Юне жаль саму себя из-за того, что она была наивной дурочкой, и ей действительно показалось, что Фокс Брин – хороший человек из-за единственного положительного поступка, который он потом даже не смог оправдать.
  Но она больше в это не верит.

Юна не знает, зачем всё это выпалила, чего при этом хотела добиться. Чтобы Фокс повёл себя мерзко, снова оправдав звание «мудак года», выданное ему лично Юной Ривз, авторитетно в прошлом году объявленной лучшей студенткой на курсе? Он же не скажет ей ничего нового, просто подтвердит всё то, что она уже и без этого знает, пропустит все её слова через мясорубку сарказма и выплюнет мерзким вербальным комом прямо ей на голову. Станет же только хуже…

//я ненавижу тебя так сильно, ненавижу тебя так сильно. ненавижу тебя так сильно
и от этого невыносимо//

  Или же не стоит оправдывать свои действия, и это Юна – мерзкая, и ей просто хотелось хоть на кого-то выплеснуть свою злость, свою растерянность, вызванную началом неловкого разговора с Итаном, от которого она трусливо сбежала в толпу? Затоптать неуютное чувство чужими ногами, сбросив с себя ответственность, отвлёкшись на того, на кого можно позволить себе всё выплеснуть даже безо всякой на то видимой причины? С Брином она хотя бы знает, чего ожидать – ссоры, словесной перепалки, острой иглы адреналина под рёбрами, которая незримо впивается каждый раз, когда он приближается к ней, когда открывает рот, чтобы высказаться.
  Всё, что ждёт их в том неловко начатом разговоре с Итаном – разочарование. Юне не хочется быть его причиной, она всегда боится подвести чьи-то ожидания. Её синдром отличницы этого не выдержит – треснет по швам, распавшись на новый виток тревожности.
  Ривз не может признаться себе, что серьёзный разговор с другом о невзаимных чувствах (казалось бы, что тут такого) для неё страшнее, чем щёлкающий зубами Фокс, который одной фразой может втоптать её в грязь. А уж что может быть хуже, да?
  Ей нужен повод разозлиться и уйти отсюда, не возвращаться к чуть заикающемуся от смущения голосу Итана и ещё более неловкому их разговору. Этот повод стоит перед ней, нагло глядя сверху вниз с кривой ухмылкой. И она уже зачем-то сама в это ввязалась.
  Фокс злит её своими словами, издёвкой в голосе, снисходительно-вкрадчивым тоном, будто она является умственно отсталой или человеком второго сорта. Она же знает, что он не ко всем так относится, и конечно видела, как он разговаривает с кем-то нормально, без этой придури в голосе. Нет, она не особенная, конечно же нет, он просто её презирает сильнее остальных, верно? Почему? В Фоксе Брине спеси и нахальства так много, как будто его не воспитывали, как обычных людей, а уже таким создали, как будто он – репликант с единственной задачей – быть мудаком (и, надо отдать должное, он справляется с данной ролью прекрасно). Юна чуть нервно дёргает плечом, опуская взгляд на носки своих туфель, не выдерживая чужого долгого и насмешливого взгляда на своём лице. Когда Фокс внезапно оказывается слишком близко, обжигая ухо опасным, предостерегающим шёпотом, не ожидавшая этого Ривз вздрагивает, неловко отталкивает его ладонью в грудь, отшатываясь на шаг, натыкаясь на кого-то спиной в толпе.
  — Держись подальше.
  А иначе что? Закричишь, прерывая музыку, что Фокс Брин нарушает твои личные границы? О, ну смех, да и только, да процентов девяносто девушек из этой толпы с ума бы сошли от одного его на них взгляда. Никто не воспримет всерьёз.
  Ей не нравится, что он лезет в её личное пространство, и это сходит Фоксу с рук, потому что он, видите ли, чуть ли не Лазарем поцелованный наследник Бринов и главный плохиш университета. Все привыкли, что у Брина нет тормозов. И все прощают ему это. Кажется, все, кроме Ривз.
  Юна обхватывает себя в закрывающемся жесте, забивается пальцами в рыхлые крупные петли кофты, висящей на плечах. Самое обидное в ответах Фокса – это то, что он прав: весь её гардероб одобрен мамой. Обеды, что мама собирает для неё, не изменились с начальной школы: салатики-цыплятки и онигири в виде панды выглядят очень мило и очень по-детски. Это всё так же вкусно, как и когда ей было пять, девять, двенадцать лет, но теперь уже ещё и одновременно неловко. Юна – целиком и полностью мамина девочка, утонувшая в болоте гиперопеки, из которого, не предпринимая ничего, практически невозможно выбраться. Она привыкла и подстроилась, просто живя с этим, она не может позволить себе обидеть маму и сказать «нет». У Юны вообще очень сложно с этим словом в лексиконе – однокурсники, вечно таскающие себе её аккуратные конспекты, подтвердят.
  — И что? Это не твоё дело… я обойдусь без твоих модных советов, что мне носить, а что нет, — Юна огрызается скорее из принципа, только потому что ей больше нечем ответить.
  Она даже рада, что их прерывает сменившийся на фоне тон вечеринки. Ривз оборачивается вместе со всеми, внимательно глядя на противоположный бортик бассейна, с интересом, удивлением и небольшой долей испанского стыда рассматривая идеальное тело Агаты, усевшейся на плечо своей игрушки-репликанта.
  — ну на шею бы ему ещё залезла… — бормочет Ривз себе под нос.
  Юна поджимает губы и почти сразу же слышит рядом подавленный саркастический смешок, заинтересованно косит взгляд вбок. Лицо Фокса в полутьме не сияет воодушевлением точно так же, как и её собственное. На какую-то долю секунды они вдруг синхронизируются в своих эмоциях по поводу Бриджертон и её любви к чрезмерно показному вниманию.
  — Чего ты, это же твоя ненаглядная Агата, с которой ты собрался показывать, как делать детей, где бурные овации в её честь? Никакого уважения... – Юна фыркает, шёпотом пытаясь передразнить Брина, — «не смотри на неё так строго».
  Снова оборачивается к импровизированной сцене, выглядывая из-за чужих спин. Ривз впервые в подобном месте, и уж точно не знает, чего ожидать от обещанной шоу-программы. Положа руку на сердце, несмотря на вечный скепсис, который Юна считает совершенно обоснованным, ей интересно, что же там будет происходить. Агата источает лицемерие, сладко завернутое во вкусную обёртку из попытки понравиться всем подряд. Ривз чувствует это, но одновременно ощущает себя неловко из-за того, что пришла на вечеринку к человеку, который ей не нравится, просто потому что не могла отказать подруге.
  И кто из них с Агатой более лицемерный в итоге?
  Зачем она до сих пор здесь находится вообще?
  Юна оглядывается, цепляя взглядом чуть подсвеченную надпись «выход», несколько секунд прикидывая, сколько народу ей нужно будет распихать локтями в сжимающейся толпе, чтобы покинуть помещение, и, понимая, что толкаться не станет — со вздохом возвращается взглядом к единственному ярко освещённому пятну в этом зале — Агате. Нужно остаться, посмотреть уже это хвалёное шоу, не зря же она уже проделала весь этот путь, потом найти Лекси, убедиться, что с ней всё хорошо, а затем позвонить Дэми. Если Дэмиано не возьмёт трубку, слишком занятый своим бойфрендом – вызвать такси. Юна любит составлять планы, которым будет следовать дальше – так ей кажется, что она контролирует хотя бы часть своей жизни.
  Ярко вспыхнувшие со дна бассейна софиты на секунду на контрастах с предшествующей полутьмой слепят, музыка становится выразительнее и громче. Кто-то в толпе сторонится, кто-то движется вперёд, ближе к бортикам, чтобы было лучше видно то, что происходит в воде, и Юна довольно удачно проскальзывает в неожиданно образовавшемся проходе вперёд, еле касаясь чужих плеч, бормоча неловкие «простите» направо и налево.
  Ривз хотела бы сказать, что ей не нравится то, что она видит, что она не впечатлена, что Агата зря так нахваливала саму себя и грядущее представление, но это не будет правдой. Шоу увлекает и восхищает, вкупе с музыкой цепляет изнутри какую-то живую струну. Что-то, что заставляет её стоять с широко распахнутыми глазами, заворожённо глядя на танцы в воде, не отводя взгляд. Юну пугает эта прозрачная глубина до дрожи в коленках, до глубокой паники, подселяющейся в мысли только при взгляде туда, но восхищает то, что другие умеют делать из её страха нечто прекрасное.
  Она аплодирует под сменяющуюся музыку вместе со всеми, кто-то из первого ряда отходит в сторону, и Ривз открывается весь вид на бассейн полностью – не нужно даже тянуть шею. Она делает ещё пару шагов вперёд, занимая освободившееся место, оказываясь совсем недалеко от плещущей кромки воды, уходящей под опоясывающие периметр сетки фильтров.
  Юна поднимает голову, видит совсем недалеко, тоже у края, Лекси, которой, видимо, точно так же повезло с местом прямо в первом ряду, округляет глаза, показывая, что им с лучшей подругой нужно поговорить после мероприятия. Лекси, пританцовывая, указывает жестом, что всё хорошо, и она подойдёт позже, а затем музыка сменяется на что-то более мелодичное, со страданием тянущее, и Юна снова словно оказывается в другом мире.     Плывущие по воздуху ультрамариновые голограммы морских жителей прошлого века вызывают в ней лёгкий приступ грусти. Кто сейчас живёт в мировом океане их разрушенной, погибающей планеты? Никто никогда не увидит китов, кроме как на подобных вот изображениях, ещё хранящих часть мира прошлого, такого разнообразного и всё ещё живого. Земля кричит в затухающей агонии, порождённой мировыми войнами и человеческой ненавистью друг к другу, пока они, дети этих войн, устраивают пир во время чумы. Это не радостно. Это пугает. Юна протягивает руку, касаясь голографического дельфиньего брюха, нырнувшего вниз прямо над её головой, проводя сквозь сгусток света пальцами.
  Глядя в чужие восторженные глаза нескольких десятков людей, светящиеся внутренней красотой, поднятые на голограммы, несущие в себе изображение прошлого величия этой планеты, Юна думает о том, что этот мир заслуживает спасения. Каждый тут присутствующий тоже, даже придурок-Фокс и его друзья, Агата и её перекачанные репликанты – любой из них. Она же для этого и существует… да, пока она просто пытается при каждой возможности пробиться со своими инициативами в ООН (до сих пор правда почти бесполезно, кроме пары удачных случаев на несколько десятков попыток), но Ривз точно никогда не будет сидеть в стороне глядя, как этот мир умирает, погребая под своими обломками остатки человечества. В этом её предназначение, в этом её цель. Эта мысль наполняет её жизнью, даже когда становится очень тяжело. Она так рада, потому что, пока другие люди пытаются найти смысл существования долгие годы, затыкая внутреннюю пустоту и ощущающуюся неполноценность чем-то или кем-то несущественным (образным выражением перебиваясь полуфабрикатами) Юна знает, чего хочет. Её цель больше, чем она сама, её смысл жизни переживёт её и изменит этот мир, даже если сейчас её почти никто и не понимает, считая просто очередной безумной ботаничкой.
  Под тревожно разливающиеся ноты музыки Юна теряет ощущение реальности настолько, что не понимает, в какой момент случается это. Когда происходит то мгновение, и её вдруг толкают в спину, ударив между лопатками так сильно, что, не ожидавшая этого, Ривз летит в воду с размаха, даже не успев толком испугаться в этот самый момент столкновения с собственным страхом.
  Паника приходит с небольшим запозданием, когда вода в первый раз укрывает её с головой, заливаясь в нос и горло, не давая дышать. Юна не чувствует дна. ЮНА НЕ ЧУВСТВУЕТ ДНА ПОД НОГАМИ – внутри всё леденеет. И ей становится страшно, каким-то первородным ужасом сковываются неловкие движения. Она не умеет плавать. Ривз беспорядочно и неумело бьёт по воде руками, чтобы всплыть, жадно заглатывает кислород, когда голова оказывается над водой. Всё вокруг превращается в яркую мешанину красок, звуков и движений, заливающей глаза сладковатой жидкостью заполняются её лёгкие. Юна уходит на дно в тот момент, как только её жалкие попытки становятся бесполезными, и голова снова скрывается под тощей воды. Она тонет в толпе под весёлую музыку и чей-то смех, застревающий глухо в ушах, словно сквозь слой ваты, и никому нет до этого дела.
  Юне бы пошутить, что саундтрек к её смерти могли бы выбрать грустнее, но мозг не может сгенерировать даже крик. В лёгких вода, ей жаль, что она не рыба, и не может вытянуть кислород из хлорированной жидкости. Юна дёргается, панически хватается руками за горло, словно пытаясь пальцами проделать в нем дыру, и в глазах темнеет.

   Какая же ты бесполезная.

Юне пять, её забавляет её маленькая формочка, которой она делает на искусственном песке черепашек. Целое семейство черепашек, выстроившихся  в ряд под мягким солнышком на берегу пруда. Эту, немного кривую из-за неправильно набранного в неё песка, будут звать Жак, малышка услышала это имя в какой-то передаче вчера, и ей нравится это имя. Это Жак, это Санни, это… а как она назвала эту, третью справа?
Девочка поднимает кудрявую голову в панамке, потерявшая концентрацию внимания, внезапно отвлекшаяся на смех Дэмиано. Юна любит брата, он её самый лучший в этом мире друг. Почему Дэми не лепит с ней черепашек? Она давала ему формочку в виде рыбки, но нет ни одной рыбки на песке.
Она оставляет черепашку, отряхивает об себя руки, поднимается в своём миленьком купальничке, усыпанном изображениями танцующих медуз, деловито ковыляет по берегу. Дэмиано в воде с другими ребятами, кажется, уже немного подзабывший, что его оставили присмотреть за младшей.
— Дэми!
Он довольно далеко от берега, и за плеском воды и весёлыми вскриками возни с мячиком детского голоска не слышно. Юна трогает ножкой воду, растерянно оглядывается. Мама с папой ненадолго отошли и говорили, что нельзя заходить в пруд без них. Но Дэми же там. Если Дэми в воде – ей тоже можно. Можно же, да?
— Дэми! – малышка делает несколько шагов в воду. Спасательный круг остался где-то у шезлонга, ну ничего, она дойдёт до брата, тут недалеко.
Тут совсем близко.
Юна плохо помнит, что происходит дальше, только тот ужас, когда под ногами песчаное дно сменилось ничем. Он вбивается в подкорку мозга, остаётся мурашками на руках каждый раз, стоит только попытаться вспомнить. Первобытный ужас, страх смерти, вбитый, переходящий от предка к предку, выработанный эволюцией.

---

— Что Вас успокаивает?
— А? – Юна смотрит на своего психотерапевта чуть растерянно, всё ещё находясь там, в этом моменте воспоминания, когда её бесцеремонно оттуда вырывают.
— О чём Вы думаете, когда хотите оставить позади это травмирующее воспоминание?
Ривз замирает.
— О моём отце, — от нахлынувшего чувства благодарности на глаза наворачиваются слёзы, — о том, что он спас меня.

---

Юне пять, она ревёт навзрыд от страха, от непонимания происходящего, прижимаясь к плечу отца, пока он держит её, продрогшую, испуганную, на руках. Он её спас, он её вытащил, он успел. Аллан Ривз гладит дочь по кудрявым волосам, говорит что-то о том, что всё в порядке. Теперь всё  в порядке. Рядом испуганно ревёт Дэмиано, которого к себе прижимает Молли, его крик застывает в ушах. Они поговорят об ответственности позже, Дэми усвоит этот урок, сейчас не до этого. Сейчас все просто рады, что она жива. Юна примолкает, перенимая отцовское спокойствие тоже. Она не знает, скольких сил ему стоило то, что он не показал ни мгновения своего страха в ту минуту.

---

Юна узнает о трагичной участи первой семьи отца только лет через десять, когда подрастёт, и ей станет ужасно больно. Они с папой никогда не поговорят об этом, но она больше не осуждает его параноидальное желание делать копии их эонов как можно чаще.
  Свет в сознании вспыхивает, словно кто-то дёргает выключатель. Юна кашляет натужно и хрипло, и ей кажется, что лёгкие до сих пор заполнены этой розовой водой, она в ней изнутри и снаружи. Несколько резких судорожных неполноценных вдохов, чтобы ощутить себя живой. Она открывает глаза, моргает, не понимая, где находится, не фокусируя взгляд на чём-то, переворачивается на бок, поджимая под себя ноги, обхватывает рукой живот, пытаясь вытолкнуть воду из грудины захлёбывающимся кашлем. Пытается двигаться, щекой скользя по собственным мокрым волосам, холодному шершавому покрытию пола.
  Ч-что?
  Она утонула. В ушах глухой смех толпы сквозь толщу воды.
  Сейчас вокруг так громко, звук бьёт по барабанным перепонкам, но она не может ничего расслышать.
  На секунду перед глазами мелькает знакомое лицо. Фокс. Юна дёргается с сторону, по инерции от страха, от непонимания, ей не хватает концентрации.
  Оставь меня в покое!
  Чужие руки прижимают её к себе, поднимают, и Юна не находит в себе сил сопротивляться. Ей вдруг становится теплее.
  Она знает этот злой голос над своим ухом. Ненавидит этот голос. Он с ней всегда как издёвка, как напоминание, как её наказание за что-то, в чём она провинилась перед космической энергией. Ривз не понимает – ей страшно. Что ему нужно?
  Фокс кричит не на неё. На кого-то другого. Почему? Юна хватается за эту мысль, но не может сконцентрироваться на чём-то кроме собственного головокружения, ей кажется, что она снова падает, когда цепляется пальцами за чужую мокрую рубашку на груди мёртвой хваткой. У Юны нет сил сопротивляться – она опускает голову на чужое плечо, потому что кажется, что шея сейчас не выдержит и сломается под весом мокрых волос, под грузом невыкричанного страха, застрявшего в горле.
  Что ему нужно?

// выбирать то, что вредно, подкинув монетку. глупо верить в твою доброту.
мы с тобою предали друг друга так метко, вызвав пустоту //

  Ривз закрывает глаза. Она и не думала, что ей  н а с т о л ь к о   нравится дышать. Просто дышать. От Фокса пахнет водой из бассейна, как и от неё наверняка. Юна как-то тупо и заторможенно осознаёт, что думать короткими мыслями проще. Они не теряются. Она в замешательстве.
  Он спрашивает у неё что-то, и голос у Фокса негромкий. Юна не чувствует угрозы в его тоне, наверное, впервые со дня их встречи. Она различает в этом что-то… заботу? Волнение?
  б р е д
  Она не может думать об этом долго. Ривз утыкается лбом в его холодную шею, пока тело прошибает дрожью.
  Она не понимает, что он говорит.
  Если это какая-то очередная его шутка – она очень-очень плохая.
  Юне хочется, чтобы он оставил её, потому что она не верит ему и боится, только теперь она даже не может сделать вид, что ей всё равно. Ей хочется разреветься от унизительной беспомощности, которой её накрывает с головой, но сил нет даже на то, чтобы заплакать.
  Голос Брина тонет в её голове, не добираясь до сознания. Она неосознанно крепче сжимает в кулаке мокрую рубашку.
  — не… — тихий звук выходит с кашлем, — не издевайся… надо мной…
  Никто не заслуживает этого, неужели было мало унижений?
 
 
=токен Фокса Брина, входящее сообщение от Алексы Райан=

lexxie : если ты, придурок, хоть пальцем её тронешь — ты не жилец. я тебя придушу лично (пропущенный вызов) (пропущенный вызов) lexxie : ОСТАВЬ ЕЁ В ПОКОЕ, ЕЙ И ТАК ДОСТАЛОСЬ, ДЕБИЛ

  Юну больше не штормит, когда её укладывают на кровать, она никак не может разжать от страха и холода сведённые судорогой пальцы, и Фокс достаточно терпеливо и медленно отцепляет её от себя. Ривз переворачивается на бок, поджимает под себя ноги, пытаясь быть меньше и незаметнее, и синюшные губы трясутся от холода вместе со вздрагивающими плечами под тонкой тканью мокрой блузки. Она закрывает глаза руками, пытаясь абстрагироваться и осознать, что произошло.
  Если это тоже какой-то пранк, то лучше бы она утонула, потому что, если сейчас сюда ворвутся вдруг дружки Фокса с камерами и новой порцией этого кошмара – она не знает, что делать. она не знает, что делать. она не знает что делать. Юна не чувствует дна под ногами.
  Снова.
  Её укрывают мягким махровым халатом, стандартным для отелей. Ривз резко, словно испуганный зверёк, открывает глаза, отползает по покрывалу в сторону, подальше от Фокса. Ей неудобно чувствовать себя настолько слабой. Ей неуютно лежать, когда Брин рядом. Она еле садится, приподнимаясь, облокачивается на подголовник спиной, кутается в халат сильнее.
  — ты… - Юна поднимает голову, смотрит на Фокса, скользит неловким взглядом по прилипшей к телу рубашке, влажным растрёпанным волосам, часто-часто моргает, затем быстро отводит глаза в сторону, — ты тоже мокрый… они что, и тебя скинули… в воду?
  Она не знает, как на это всё реагировать, если это издёвка. Какой-то остроумный план? Новый уровень унижения? Куда уж ещё сильнее? пробить новое дно? нет, спасибо, она уже побывала на одном сегодня...
  Её совсем немного утешает лишь мысль, что, если бы Фокс хотел – он бы унизил её раньше, прямо там, в толпе, пока она валялась на полу, беспомощная. Как угодно. Чем угодно, как он умеет, вывернул бы её наизнанку, но он не сделал так. Пока что. Плохое, конечно, из этого выходит утешение...
  Что ему нужно?
  В голове застревает его предостерегающее «стоит бояться», брошенное как бы невзначай в перепалке, и становится ещё тревожнее. Юна тяжёлым, но привычным движением отыскивает на своей руке средство связи, но токена на запястье нет, кажется, его ослабленный ремешок подвёл её и покинул окончательно где-то в бассейне или ещё до этого. Или после, когда с нее стаскивали у бортика тяжелую размокшую кофту, которая осталась там же. Ривз пытается не упасть в панику. Почему она здесь? Он же мудак, и может сделать с ней что угодно. Вызвать бы хотя бы персонал...
  — ты же знал, что так будет? - она хмуро сводит брови к переносице, не смотрит на Фокса, — что нас столкнут? ты наверняка знал, вы же такие вещи задолго обсуждаете... смешно вышло, да?
  У Юны нервно дрожат губы, она поднимает лицо, сталкиваясь взглядом с Брином, с каким-то надломом в движениях качает головой.
  — весело?
  Ей хочется закричать от обиды, потому что она чуть не умерла несколько минут назад, но абсолютно для всех это было только шуткой. Игрой праймов в рулетку на чужие жизни. Страховой случай покроет все расходы, и папа Аллан Ривз вытащит из запасов новое тело, а через несколько дней Юна снова будет жива. Все забудут, как она задыхалась в бассейне, падая на дно. Все забудут свою бесчеловечность, с которой всё это провернули.
  Это не смешно. Это не забавно. Это абсолютно неправильно.
  — Зачем я здесь? Что тебе нужно? Зачем ты меня сюда притащил? Фокс... — Юна сжимает губы в нитку, её мутит от головокружения, потрясывает от нервов, ей плохо и тяжело, ей хочется упасть, закрыть голову руками и сделать вид, что этого всего не существует, это всё не по-настоящему,— если это шутка, если ты хочешь меня использовать или поиздеваться надо мной — не надо. Пожалуйста.

//ты – всего лишь местоимение,
соль на рану и красный свет//

  Ривз утыкается лбом во влажный халат на подтянутых почти к подбородку коленях, и вдруг совершенно без нажима, устав держать маску бесстрашия, жалобно выдаёт себя:
  — Пожалуйста, Фокс, не делай мне больно.

Юна поднимает голову, смотрит на сидящего на полу, подпирающего стену Фокса с удивлением, и смысл его фраз доходит с задержкой в несколько секунд между выдачей-приёмом. Она молчит, потому что не знает, что сказать.
  «Приятно знать, что на мой счёт ты не обманываешься».
  «Сомневаюсь, конечно, что ты мечтала оказаться со мной в одной комнате наедине, но и я, поверь, не хотел ничего такого».
  «Я тебя не трону».
  Это никак не вяжется с его обычным развязным и душным «тебе показать, откуда дети берутся?», преследующим все его шутки.
  Она ожидала от него чего угодно… Фокс Брин – худшая компания для совместного времяпрепровождения в этом университете, которую она только может себе представить, и дело даже не в том, что он вечно её подкалывает, забираясь острыми фразами прямо под кожу, поддевая за живое, нет… точнее, не только в этом.
  Юна слышала рассказы о нём, слишком много сплетен постоянно витает вокруг персоны Брина-младшего, чтобы не сделать о нём свои собственные выводы, даже если изначально тебе это не интересно. Слухи, заполняющие университет, в общем и целом, выставляют Фокса в её глазах отвратительным мерзким придурком, помешанным на собственном авторитете, тусовках и унижении чужого достоинства путём оскорблений (он своими дурацкими шутками и поведением на людях только подтверждает это каждый раз, даже не пытается оправдаться)… то и дело в раздевалке горько плачет очередная глупенькая девочка, которая надеялась, что станет для него той единственной, а в итоге всё заканчивается слезами.
  Хочется каждый раз спросить: а на что ты рассчитывала? Какие надежды питала по отношению к человеку, который с другими людьми обходится, словно с вещами?
  Это отвратительно.
  Юна совершенно искренне ожидала от него чего угодно ужасного, но, вместо этого Фокс говорит, что не прикоснётся к ней, и между ними толстая невидимая стена, граница, проведённая где-то по краю кровати. Брин сейчас не нарушает её личное пространство, не пытается воспользоваться положением, даже не садится рядом с ней. Хорошо, что так, потому что Ривз и без того чувствует себя неловко.
  Она ловит себя на мысли, что знает Фокса, в основном, только по его выпадам в её сторону и чужим рассказам, они никогда не общались вот так вот, чтобы с глазу на глаз, всегда были какие-то зрители, для которых можно развернуть цирковое представление в трёх актах, но сейчас Юна чувствует в их общении что-то совсем другое, что-то, что всегда было скрыто.
  И ей не хватает смелости это подковырнуть для понимания, что именно сейчас между ними двоими происходит.
  Халат на ней, впитавший часть воды, такой же мокрый теперь, как и одежда под ним. Ривз пытается рукавом вытереть всё ещё влажные волосы – совершенно бесполезное занятие. Её знобит то ли от прохлады номера, то ли от нервов, и Юна слушает Фокса, глядя на него издалека, не отрывая внимательного взгляда от его лица. Она даже, наверное, может понять этих девочек, которых притягивает его незаурядная внешность: хищноватая улыбка, острый профиль и нахальство в горящих огнём глазах, вот только, в отличии от большинства, Юне Ривз совсем не нравятся плохие парни, и у неё совершенно точно нет «синдрома спасателя», она не верит в эти сказки, и поэтому никогда не разочаруется, не окажется в ситуации ревущих в раздевалках дурочек, надеявшихся на что-то.
  — Не бойся, никто тебя не тронет. Ни я, ни они…
  — Они меня уже и так тронули, - Юна нервно поджимает губы, снова опускает взгляд, утыкается лбом в колени, — но спасибо за обещание, что не будешь мудаком хотя бы сейчас.
  Её слова – злые, обидные, Ривз словно пытается отгородиться от их общения, от того, что происходит в целом, не вдаваясь в детали. Захлопывая створки раковины, в которой прячется от мира, щёлкнуть Фокса по носу, показать ему, что она его не боится, хотя это абсолютно точно не является правдой, и он всё ещё может сделать с ней что угодно.
— Это, наверное, Лекси тебе пишет – больше некому, вряд ли Итан стал бы угрожать, даже в сообщениях, он точно не такой… Юна хмурится, думая о том, сколько смелости подруге понадобилось, чтобы написать парню, который ей нравится, да ещё и с угрозами. Лекси – восхитительная, и лучше бы Брину с ней не ссориться.
  — Останешься в больнице или тебе есть куда поехать потом, если выпишут? 
  — Ч-что? Какое тебе вообще дело до этого? — Юна от возмущения начинает задыхаться, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. Несмотря на то, что Брин попросил не сообщать о случившемся старшим Ривзам, мама с папой всё равно конечно же узнают про этот инцидент, хотя бы по новой медицинской записи из Гамалеи в её документах, и она не хочет даже думать, как распереживается из-за всей этой ситуации отец, а мама… мама больше не выпустит её никуда ещё пару лет из страха, что с дочерью опять что-то случится…
  От этой мысли ей становится тошно.
  — Да кто тебя вообще просил врачей вызывать, Брин?! Со мной ничего не случилось, я в порядке, я просто… — Юна ощущает, как к горлу подкатывают удушливые слёзы, — я просто… хочу домой… и не видеть вас всех больше…
  никогда
  Солёные дорожки, хлынувшие из глаз – горячие, горькие, злые. В ушах гул смеющейся толпы, когда она падает – этот звук останется с ней как напоминание, какие же люди всё-таки твари. Это всё – тупая шутка, которую она никогда не поймёт.
  Фокс был прав пару часов назад, когда с издёвкой завязывал разговор – она не должна была быть здесь, это место не рассчитано на таких, как она, эта тусовка – не для неё.
  Ривз так стыдно, что она плачет, да и перед кем разревелась? Перед Брином? Никогда себе этого не позволила бы… Он, наверное, только и рад, что наконец-то довёл её, но у неё больше нет никаких сил на то, чтобы делать вид, что слова Фокса её не задевают. Он зачем-то притащил её сюда, вызвал врачей – только всё испортил. О, а какие мерзкие слухи о них пойдут по университету уже завтра – Юне не хочется даже думать об этом.
  Она так устала от всего этого, от этих подколок, злости, боли, унижения – какой же ужасный вечер, просто невероятно дерьмовый. Лучше бы сидела дома. Социализация того совершенно не стоила. Фокс не заслуживает её слёз. Юна плачет от бессилия, от злости на саму себя, бесшумно вздрагивает плечами, и никак не может остановиться.
  — Не плачь, пожалуйста, — чужой шёпот в тишине вызывает у неё новый приступ всхлипов, булькающих в горле слезами.
  — К-к-какая разница? Какая т-тебе разница? – Ривз начинает захлёбываться в своей истерике.
  — С тобой бы ничего не случилось, — голос Фокса звучит спокойно, почти дружелюбно, но неожиданно жестокой фразой бьёт прямо в грудь.
  Впрочем, чего она вообще ожидала от него? Юна вскидывает голову, вытирает ладонью распухшие, красные от слёз веки.
— Да? П-правда? Возвращайся к своим д-дружкам на вечеринку, Фокс, может быть у-уубьёте сегодня ещё парочку человек ради забавы – всё веселье пр-про-пропустишь!
  Юна сползает спиной на кровать, закрывает лицо руками. Ей всё равно, зачем она здесь. Ей плевать, участвовал ли он во всём этом действе тоже – она не ошибается на его счёт, никогда не ошибалась, Брин сам подтвердил это. Ривз просто хочет, чтобы всё это поскорее закончилось наконец: бессмысленные разговоры, сидящий у стены Фокс, плюющийся своими издёвками, тошнота, головокружение и озноб, вместе складывающиеся в беспомощность. Зачем он это всё говорит? Пытается втереться в доверие? Для чего ему это? Юна не питает никаких иллюзий на его счёт, но всё ещё не может заставить себя попросить его уйти.
  Потому что это он принёс её сюда, спрятал от издёвок и насмешек с танцплощадки. Ривз отыскивает в себе новое совершенно неожиданное чувство по отношению к Фоксу – благодарность, но так и не знает, что ей с этим делать.
  Юне просто хочется домой.
  Повисшая тишина застревает в горле, Ривз больше даже не всхлипывает, и в густом молчании становится тяжело дышать.
 
  Один из врачей, поднявшихся в номер, подходит к постели, уставшим голосом просит её перевернуться на спину. Юна смотрит в испещрённый узорами потолок, пока проходит процесс сканирования, односложно отвечает на дежурные фразы.
— Да, я знаю, что у меня есть проблемы с питанием.
  — Как давно? Не помню, всё есть в медицинской карточке…
  Перечисляет жалобы на головокружение и озноб, слишком резко отказывается от предложения вытереться полотенцем и переодеться в сухую пижаму – ей хватит сегодня унижений, переодеваться при Брине она будет только через свой труп.
  Ривз перекладывают в восстановительную капсулу для транспортировки до автомобиля скорой помощи и медицинского центра, пускают внутрь тёплый воздух, чтобы она немного обсохла и перестала трястись. Фокс идёт по коридорам отеля неподалёку, словно бы не с ними, но шаг не ускоряет, и сбежать не торопится. В какой-то момент Юна ловит на себе его тяжёлый пристальный взгляд и отворачивается, закрывая глаза. Она всё ещё не знает, что ему сказать. 
Искусственный интеллект капсулы, отмечающий её нервное напряжение, растворяет в поступающем кислороде седативное, и Ривз медленно погружается в сон.
 
 

Информация о том, что Юна в больнице, поступает от вездесущей Келси, и приходится разворачивать такси, уже почти прибывшее к отелю «Атлантида». Дэми удивлён, что сестра не написала ему сама, но, в целом, уже имеет доступ к её обновлённым личным данным, чтобы понимать, что состояние не критичное. Естественно, он сделает всё возможное, чтобы информация не дошла до родителей, но старший брат не всесилен – Юна должна это понимать. Если она попала в Гамалею – отец об этом узнает с вероятностью в девяносто процентов, и вопросов не избежать. Мама поднимет жуткую панику.
Дэми уточняет на ресепшен нужную палату, поднимается в огромном лифте под заунывную музыку, в коридоре рядом с дверью сталкивается с Фоксом. Они с Брином-младшим не друзья, не враги, и вообще друг другу никто, хоть и пересекались на общих тусовках, относятся друг к другу в нейтральном диапазоне. Дэмиано, конечно же, не в восторге от того, что Фокс наезжает на его сестру, но, в целом, у него есть предположения, откуда берётся эта агрессия, но развивать эту мысль он не станет, ему некогда, пусть разбираются сами.
Сегодняшнее происшествие у бассейна, которое он рассматривал заснятым на видео, пока ехал в такси, вполне подтверждает эту его теорию. Ладно, «их» теорию, эту мысль не так давно первой вбросила Келси, пока они пили кофе после спектакля.
— Брин, — Дэми Ривз приветственно кивает, — чего в коридоре стоишь? Она что, тебя выгнала?
Юна – такая, она могла. Не со зла, конечно, обычно потом она долго извиняется за подобные вещи, сказанные сгоряча, но ляпнуть может в порыве что угодно.
Дэми, в принципе, всё равно, войдёт за ним Фокс или нет, он приоткрывает дверь, заглядывает в палату.
— Привет, малышка, как дела?
— хочу кофе…
— Вряд ли тебе его сейчас можно…
Дэмиано обнимает сестру, отпускает, садится рядом.
Юна бледная, но довольно бодрая, Дэми этому рад, потому что могло быть и хуже, учитывая, что вода у сестры связана с психологической травмой, в которой, отчасти, сам Дэмиано и виноват. Очень скоро в комнату подтягиваются Лекси, тот-мальчик-из-френдзоны, имя которого Дэми вечно забывает, ещё пара друзей сестры. Что-то начинают наперебой рассказывать, Ривз из чужих потоков сознания улавливает только фразы «бассейн», «ужас» и «всё в порядке?», намешанные в разной последовательности.
Он отходит от постели, оставляя Юну в обществе её приятелей, выходит из палаты, бросив через плечо «я курить». Фокс в комнате не появлялся, нет его и в общем коридоре тоже.
Дэми успевает найти его на улице у главного входа, наверное, выигрывает время за счёт того, что спускался с десятого этажа в лифте,  а не пешком. Они молча курят какое-то время, не глядя друг на друга.
— Если ты хотел от неё благодарности – дал бы ей шанс узнать, что именно ты для неё сделал, — Дэмиано вдыхает едкий дым, голос у него серьёзный, — спасибо, Брин… я бы тебе рассказал, почему это очень важно, но боюсь, ты не будешь слушать…
Дэми почему-то не сомневается, что когда-то Юна сама Фоксу всё расскажет. Когда-то – это не сейчас…
Сейчас же ему просто жаль этого мальчишку, курящего у входа, так и не решившегося зайти в палату.
— Извини её, она бывает резкой, когда хочет защититься, — Дэми отключает сигарету, по пути обратно в здание медицинского центра бросает вместо прощания, — какой реакции ты ожидал, когда столько времени её запугивал?
  Юна пропускает полторы недели занятий в университете. Не из-за физических недомоганий вроде головной боли или простуды — скорее просто не хочет никого там видеть так долго, как сможет. Из «Гамалеи» Дэми забирает её почти сразу, через несколько часов после всех процедур, когда все убеждаются окончательно, что её жизни ничего не угрожает, и даже каким-то чудом всё обходится без поступления информации о госпитализации родителям. Молли совсем не против того, чтобы Юна посидела дома даже без причины, её дочь всё равно выполняет все задания дистанционно – сейчас физическое присутствие в здании университета и не обязательно вовсе.
  На другой день после случившегося, когда курьер приносит Юне Ривз новый токен взамен утерянному, первое, что она видит после синхронизации данных со старым устройством – это отметка её аккаунта на ТОМ САМОМ видео.
  И Ривз тогда впервые накрывает мерзким чувством вины.
  Она пересматривает видео несколько раз, буквально заставляет себя это делать, потому что не может поверить глазам ни с первого, ни со второго просмотра. В полутьме зала видно довольно паршиво, и съёмка начинается не с момента её падения в воду, а с того, как Фокс расталкивает толпу и без лишних промедлений ныряет в бассейн. Ныряет за ней.
  Юне так стыдно за то, что она ему наговорила, что хочется спрятаться на дистанционном обучении как можно дольше, и не пересекаться с Брином больше никогда. Да, она не знала, что он сделал, но это совсем не оправдание. Если бы не Фокс – она уже оказалась бы в новой оболочке.
  Щёки горят огнём каждый раз, когда она пересматривает кадры, как Брин торопливо расстёгивает её размокшую кофту, как рвёт слишком сильно сдавливающую горло нить бус, как склоняется над ней и касается её губ своими, чтобы вдохнуть кислород. Юна чувствует, как краснеют её уши в этот момент каждый чёртов раз.

  — Ну что, поздравить тебя с первым поцелуем? – как-то заглядывает ей через плечо Дэми, и Юна вспыхивает ещё сильнее, быстро сворачивает видео на токене.
  — Нет конечно, ты дурак совсем?
  — Ну… ставлю на то, что так близко мужчин ты к себе до этого не подпускала, так что технически вы обменялись жидкостями с Фоксом Брином. Могла ли ты себе это представить?
  В Дэми летит подушка, он на лету ловит её, бросает обратно прежде, чем выйти из комнаты.
  Юна зарывается лицом в одеяло.

  Это была вынужденная мера, ей повезло, что Фокс умеет делать искусственное дыхание… если бы не он – её оболочка была бы мертва. Она была бы мертва.
  И что в итоге она заставила его выслушать? Свою истерику?

  В нижнем правом углу токена всплывает уведомление о новом сообщении в переписке из любимой VR-игры, и Юна запоздало вспоминает, что сегодня среда – день, в который они обычно играют всей командой «Чёрных птиц», состоящей из десяти человек.

black_birds chat

18:22 plague: хэй @artemis опаздываешь тебя сегодня ждать?

  С Плэйгом они обычно ходят в паре, он как убийца, она как хилер для его поддержки. Юна не знает, парень там под маской или девушка, потому что виар-погружение в персонажей меняет даже голос, но ей, по сути, всё равно. Они уже довольно давно играют вместе, и невероятно довольны компанией друг друга, они вдвоём – отличная команда, которая может размешать противников в кашу даже вдвоём. Ривз обожает это сладкое ощущение победы, благодаря их слаженной командной работе.
  Юне неловко всех подводить, но сегодня она не в состоянии сыграть с ними, у неё просто нет никаких эмоциональных сил погружаться в игру и делать вид, что всё в порядке, а на реальную жизнь жаловаться в виар-компании не принято.

black_birds chat

18:24 artemis: @plague прости, сегодня никак была очень тяжёлая неделя может быть на выходных?

  Ей нужно немного разобраться в том, что происходит в жизни, как бы ни хотелось сбежать из реальности далеко и надолго.

_______________________________
  Лекси встречает подругу, вновь появившуюся в университете сегодня, радостными объятиями, сбивчиво пытается рассказать все новости за полторы недели, хотя и так держала Юну в курсе по видеосвязи каждый вечер. Подготовка к чемпионату по баскетболу, информация о том, что у половины праймов скрутило животы – небось съели что-то не то на вечеринке Агаты, олимпиада по истории, которую проводит миссис Байден между факультетами – Ривз почти всё пропускает мимо ушей. Пока есть время перед занятиями, она находит в каких-то очень давних переписках DMess-аккаунт Фокса, долго решается прежде, чем отправить ему сообщение.

Una_ree: привет, давай встретимся в парке на большой перемене?
Una_ree: пожалуйста?

  Она не уверена, что он придёт, но нужно хотя бы попытаться, потому что подтачивающее изнутри чувство вины не даст ей покоя. Ей нужно очень много смелости для этого, потому что единственное её желание — спрятать голову в песок и не отсвечивать больше буквально никогда.
  Между второй и третьей парой перерыв в сорок минут. Юна сообщает Лекси, что у неё срочные дела, оставляет её в столовой, огибает кампус, спускается по длинной мраморной лестнице в прилежащий к зданию университета парк, чувствуя, что коленки начинают всё сильнее трястись от мысли, что Фокс её не проигнорирует, и ей действительно придётся с ним разговаривать снова.
  Погода отличная, обычно она предпочитает обедать тут, где-нибудь на лавочке, под тенью раскидистых деревьев, в тишине.
  Ривз удивлена, когда видит, что Брин всё-таки пришёл, сидит на одной из лавочек со своей мерзко воняющей сигаретой.
  Когда она подходит к Фоксу, он выглядит злым. Не на неё, а, кажется, на какую-то переписку в токене, которую тут же скрывает, как только она приближается к нему.
  Юна репетировала речь с извинениями несколько дней подряд, и всё равно так нервничает сейчас, что всё забыла.
  — Привет… - Юна неловко сжимает кисти в замок, не зная, остаться ли ей стоять или сесть рядом с ним, как Брин вообще на этот разговор среагирует – высмеет её в очередной раз или отнесётся спокойно, — я тебя позвала, чтобы извиниться, я… я видела, что ты за мной нырнул, и я… прости за то, что накричала на тебя вместо того, чтобы сказать «спасибо», я не знала, и ты тогда ничего не сказал… я подумала, что ты собираешься что-то плохое сделать, я…
  Ривз запинается, теряет мысль на полуслове, садится рядом с Фоксом на скамейку, чтобы не нужно было на него смотреть и выдерживать его тяжёлый взгляд. Несколько секунд ковыряется в своей сумке, чтобы протянуть Брину небольшую коробочку, перевязанную лентой, опускает её на сиденье рядом с ним.
— Это тебе… — Юна улыбается через силу уголками губ, — там кексы… мама передала…
  Ривз несколько секунд молчит.
  — Ладно, я соврала… я их сама делала, мама лучше готовит.
  Юна рассматривает свои туфли, будто это единственное сейчас, что может привлечь её внимание, и снова не знает, что сказать, чтобы не выглядеть ещё большей дурочкой. Брину наверняка глубоко наплевать на её извинения и выпечку, она просто в очередной раз выставляет себя посмешищем, и теперь даже по собственной инициативе.
  — Фокс, - она поднимает глаза, разворачивается к нему, — спасибо тебе.
  Она не уверена, что кто-то делал для неё что-то подобное в этой жизни. Отец спас её, когда она тонула, но папа — это семья, Ривз никогда и не думала, что кто-то посторонний может быть готов на что-то такое ради неё.
  — Я и представить себе не могла, что это ты меня спас, просто потому что… ну… ты понимаешь, наверное, ты всегда меня доставал, поэтому я и не подумала, что ты… - Юна нервно кусает нижнюю губу, накручивает подол шерстяной клетчатой юбки на палец, — не злись на меня, ладно?
  Ей действительно жаль, что так вышло.

Ривз вряд ли ожидала чего-то хорошего от этого разговора.
  Собираясь с мыслями после пары, Юна не возлагала на Брина больших надежд и держала в уме ту самую сцену возле фонтана. Спускаясь по длинной лестнице во дворик перед зданием университета, она прокручивала в голове каждое мгновение того, как Фокс Брин, на которого она, наивная первокурсница, искренне рассчитывала, растоптал в ней любое хорошее отношение к себе, даже не стараясь при этом… всего-то парой фраз, брошенных в его привычно-насмешливом тоне, уничтожил в ней любое доверие к его персоне.
  Юна уверяет себя, что абсолютно готова к тому, что он может сделать так и сейчас (много труда ему для этого не понадобится), и всё равно выбирает извиниться перед ним, потому что так ей и надо за её мерзкую истерику. Потому что Фокс вдруг задел её своим поступком по-настоящему, только теперь она вдруг совершенно не знает, что с этим делать. В чужом взгляде, направленном на неё, Ривз не может различить ожидаемой злости, и это так… странно…
  — Но Итан не прыгнул за мной… - тянет Юна, прячет кисти в длинных рукавах кофты, обнимает себя в закрывающемся жесте, отводя взгляд. Итан не прыгнул – это факт, и Ривз до конца не уверена, не увидел ли он вовремя, что случилось, не хватило ли ему скорости реакции или виной тому была скрытая обида за их странный, проигнорированный тогда разговор. Факты в том, что в бассейне, когда она тонула, оказался совсем не Итан. Не лучший друг вытащил её из воды и привёл в чувство. И не Итан отнёс её в номер, чтобы там она могла прореветься в тишине, а не на глазах у почти убившей её толпы, — а ты прыгнул…
  Даже то, как Фокс пытается принизить свой поступок, рассказывая ей, что любой на его месте сделал бы то же самое, Ривз не переубеждает, потому что она знает точно: если бы не Брин, она была бы мертва (Юна не знает, что это такое – менять оболочку, но ей всегда было страшно от мысли о том, что её не станет). И это «ничего такого» заслуживает её глупых, сбивчивых извинений, его тысячи ироничных ответов, этих дурацких кексов, рецепт которых она взяла у мамы, но две первые партии, не привыкшая готовить сама, спалила в духовке до углей, потратив на это целый вечер и часть ночи. Это заслуживает того, чтобы она впервые за всё время с того несчастного разговора о растениях в Пустоши, вдруг взглянула на Брина по-другому, пытаясь заметить то, что так долго сама игнорировала…
  Наверное, именно поэтому, вымазавшаяся в своём чувстве вины с головы до ног, она тащится за ним в библиотеку сейчас, хотя никуда идти в Фоксом она, конечно же, не планировала, и ей нужно было попрощаться с ним под этим деревом на скамеечке, а потом вернуться в столовую к Лекси доедать свою еду из припасённого в сумке ланч-бокса, пока перерыв не подошёл к концу. К вечеру она забыла бы всё, как страшный сон, но, вместо этого, Ривз пожимает плечами, поднимается с места, лишь кривит губы в недовольной гримасе на попытки Брина напомнить, какими нехорошими словами она его называла, давя на то, что она всё ещё ощущает себя виноватой. Мудак ли Фокс? Юна думает о том, что один хороший поступок не перекроет десятков его мерзких выпадов, вот только… ни один мудак никогда не спасал ей жизнь, поэтому мысли об этом заставляют её чувствовать растерянность.
  Ривз отстаёт на несколько шагов по пути, пока они пересекают парк, чтобы не привлекать лишнее внимание их странным тандемом, но всё равно ловит несколько удивлённых взглядов как в университетском дворе, так и в самих стенах храма знаний, когда Фокс оставляет свою коробку с кексами рядом с её брошенной на стол сумочкой.
  В библиотеке университета Юна, в отличии от большинства других студентов, проводит лучшие годы своей жизни только по своему собственному желанию. Здесь куда проще думается, а за толстыми стенами не слышно бесконечной всеобщей суеты, заполняющей весь университет с утра до вечера, бесполезной и иногда сильно раздражающей.
  В целом, цифровое хранилище с огромными полками, имитирующими что-то старое и давно забытое – довольно непрактичное сооружение, которое точно потеряло свою актуальность в век высоких технологий, в котором терабайты данных хранятся на маленьких чипах репликантов, но, когда тебе нужно сосредоточиться только на учёбе, то лучше места просто не найти. Бродить в этих огромных помещениях сродни времени медитации, и Ривз часами ищет на широких стеллажах что-то, что могло бы впечатлить её гибкий ум, а потом изучает свои находки за одним из столов у окна, из которого открывается вид на парк. Юна любит эту тишину, это спокойствие, заполняющие здесь каждый метр помещения, это одиночество, ощущающееся тут, но совершенно не давящее при этом, просто выделяющее тебе время на то, чтобы побыть с самим собой в суете жизни и перегруженного информационного поля.
  Фокс, пробирающийся между стеллажами, смотрится на этих фонах неестественно, будто его долговязую фигуру ярким пятном выхватили из какого-то другого изображения и поместили в привычные для Юны пейзажи, совершенно не заботясь о реализме получившейся картинки. Ривз никогда не видела Брина тут и вряд ли увидит ещё раз. По крайней мере, библиотека всегда казалась ей местом, в котором шанс случайно пересечься со своим обидчиком стремится к нулю. И Юна, конечно, отдаёт себе отчёт, что иногда она специально уходила сюда, пряталась в тишине, просто чтобы не выслушивать все эти тупые шутки, прекрасно зная, что для появления Брина в библиотеке должно как минимум произойти второе пришествие Лазаря…
  И, кажется, Лазарь только что умер и воскрес повторно, потому что сейчас Брин путешествует по её убежищу, по её территории, и Ривз следует за ним, с нескрываемым интересом наблюдая, как он плутает между рядами стеллажей, кажется, окончательно запутываясь в непривычных указателях. Если бы он сказал, что именно ему тут нужно найти, Ривз точно отвела бы его быстрее, но Брин гордо пытается отыскать своё одному ему известное задание сам, и   Юне ничего не остаётся, кроме как зачем-то идти вместе с ним.
  — Разве слова не могут делать больно? – она поворачивается к Фоксу, но тот не останавливается, чтобы выслушать её, и ей приходится, дальше шагать за ним, на ходу выплёвывая полные возмущения фразы, — по-твоему, «в счёт» идёт только, если ты меня… если ты со мной… - Ривз не может правильно подобрать слова, — если ты… тронешь меня? А всё остальное что тогда? Игры в песочнице?
  Ривз хочется забыть вечер в номере отеля как страшный сон. Она не знала всей правды, сделала свои выводы из ситуации, в которой оказалась, запаниковала из-за того, что совершенно не представляла, чего ожидать от Брина. Никто на её месте не смог бы даже предположить, как всё обстоит на самом деле. Ей было страшно, а, вместо того, чтобы объяснить всю ситуацию, Фокс только ещё сильнее её запугал и сбил с толку, оттолкнув её от себя.
  А теперь вот он ещё пытается её этими моментами беспомощности упрекнуть…
  — Так и какой же у нас счёт? «Двести — один» в твою пользу?
  Она ведь совершенно искренне собиралась извиняться, и вот, спустя каких-то несколько минут после своих оправданий, опять злится на Брина за его туполобую самовлюблённость, за бескрайний эгоцентризм, ставящий его «превосходную» во всех отношениях персону в заглавие разговора, позволяющий ему оправдать себя в любой ситуации. Юна злится на себя тоже, потому что он вызывает в ней эти эмоции против её воли, и они намного ярче, чем любые, которые она испытывает в обычной жизни, в абсолютно пресном общении с Итаном, на контрольных тестах, где угодно… и это не нормально.
  В какой-то момент Фокс, судя по его отчаянию в голосе, окончательно заблудился между табличками с номерами секторов в поисках нужного стеллажа, и Юна заглядывает в его токен через плечо, наконец-то нацеленным взглядом вылавливая нужную информацию о нумерации искомых документов.
— Не переживай, ты почти нашёл нужную полку… - Ривз весело фыркает, заправляет прядь волос за ухо, — ну или… по крайней мере, ты всё это время шёл в ту сторону, в которую нужно. Только это сектор М-01, а тебе нужен М-010, видишь… нолик потерялся при переносе на другую строку, идём.
  Юне, в принципе, указатели особо и нужны, она и без этих бесконечных цифр знает, куда нужно идти, будто бы в её голове есть подробная карты этого места. Ривз привычно едва уловимо касается полок пальцами, легко сворачивает из прохода в нужную сторону, даже не оборачиваясь на Брина, зная, что он идёт за ней, потому что ему нужно выполнить задание, а Юна — лучший проводник по таким местам, вот только…
  Почему она вообще ему помогает? Разве этого выпада про «не считается» не хватило бы уже просто как повода для того, чтобы свалить из библиотеки подальше?
  Она уверяет себя, что помогла бы любому на его месте. Фокс просто дурачок и заблудится здесь, а потом умрёт беспомощный, так и не отыскав выход по мягко подсвеченным стрелкам на полу. А Ривз очень не хотелось бы, чтобы занятия отменили из-за того, что все девочки университета спешно надели чёрное и выдвинулись на похороны Брина, на которых он, конечно же, прямо в разгар церемонии пафосно воскреснет в ещё более накачанном теле, чтобы все вновь его восхваляли…
  — Ну вот, мы на месте, - Юна замедляет шаг, — напомни, какая там была кни…
  Оборвавшее её «осторожно», разрезавшее тишину, заставляет обернуться, но Ривз не успевает ничего понять, за мгновение почувствовав вдруг, как упирается лопатками в стену.
  Фокс тёплый.
  нет, не так…
  Его рубашка под её ладонью, неловко зажатой между ними на уровне груди, как будто бы раскалённая.
Юна Ривз чуть испуганно, едва слышно ойкает, поднимает голову, ощущая чужое дыхание на своем лице… слишком близко… запах какого-то знакомого дорогого парфюма, мяты и сигарет застревает в носу, но не ощущается отвратительным, как ей всегда казалось. Она никогда не позволяла Брину находиться рядом с собой настолько близко, всегда отстаивала свои границы, отталкивала его, если он пытался их нарушить и подойти вплотную. Она делала это неосознанно, ей неприятно было подпускать своего врага ближе расстояния вытянутой руки, потому что… потому что это «стоит бояться» преследовало её всегда, и Юна, честно выполняя роль жертвы, боялась.
  Ривз вдруг думает о том, что никогда не замечала родинки на его гладко выбритой щеке (и думать не хочется, сколько несчастных девчонок нежно касались её губами). Чужая грудь вздымается под её пальцами быстрее, словно реальность вокруг ускоряется в секунду. В вечно ледяных, полупрозрачных глазах Фокса Юна вдруг видит что-то другое… не извечное презрение, не насмешку, не злость, а что-то, что заставляет сердце подскочить в груди под горло, громким стуком отдаваясь в ушах, и она не смогла бы описать словами, что происходит.
  Юне почему-то приходит в голову мысль, что, если он захочет её удержать здесь, она не сможет ему ничего противопоставить физически, потому что… потому что он, чёрт возьми, тяжёлый. И огромный. И… какой же он огромный по сравнению с ней…
  Эта дурацкая мысль застревает в голове как основная, а на фоне всё крутится злосчастный ролик, те кадры, на которых Брин расстёгивает её кофту, дёргает одолженную у мамы нитку бус, надрывая её, прикасается к Ривз губами. Тот самый момент, который заставляет её глупо краснеть, даже когда она просто думает об этом… почему?
  Дэми тогда, скорее всего, не понимая этого до конца, довольно больно уколол сестру ироничным поздравлением с первым поцелуем. Юна, метнувшись взглядом на губы Фокса в нескольких сантиметрах от своего лица, ощущает вдруг, как щёки покрываются красными пятнами смущения, как начинают гореть кончики ушей. По спине снизу вверх бегут мурашки, растворяясь где-то на уровне прижатых к стене лопаток. Если это шло в зачёт, то какая теперь разница, если он уже это делал, если он уже прикасался к ней так, если… мысль о тонких губах Фокса в эту секунду не кажется ей такой дикой, как должна бы… это какой-то вид помешательства?
  Ривз отделяет от пропасти расстояние в пару миллиметров, составленных из ещё оставшихся клеток мозга… от той самой пропасти, в которой она будет плакать в раздевалке как его очередная девчонка, которая не смогла противиться этому взгляду, а потом нашла своё сердце растоптанным чужими белоснежными кроссовками. Было бы унизительно стать одной из побед местного сердцееда, просто новой незаметной галочкой в его длинном послужном списке, и мысль о том, что Брин расскажет потом обо всём этом своим дружкам, чтобы у них был повод потешаться над ней ещё несколько месяцев подряд, её отталкивает.
  О, то, что Фокс буквально зажал её среди стеллажей в библиотеке, это такой глупый ход, он же ведь специально это сделал? Наверное, хотел наконец-то закрыть гештальт по обжиманиям с ботаничками на их территории… так ведь?
  Докрутить себя до каких-то более серьёзных выводов она не успевает, приподнимает голову, замечая голограмму падающей книги, застывшую в метре над своей головой, и вдруг всё понимает. Фокс действительно в первый раз в библиотеке, раз не знает этих уловок… эта мысль вызывает в ней ощущение какого-то тёплого умиления, что он попытался спасти её макушку от не такого уж и тяжёлого планшета, оказавшегося, правда, всего лишь шуткой...
  Кто-то проходит мимо коридорчика, в котором они застряли, и Брин чуть поворачивается, закрывая её, и теперь со стороны, если не приглядываться, только широкая спина человека, выбирающего нужную голограмму на полке, и она благодарна ему за это даже больше, чем за спасение от несуществующей книжки, потому что Ривз не хотела бы, чтобы их сейчас кто-то увидел. Накрывшее её горячей волной смущение заставляет опустить лицо, немного неловко убрать руку с чужой груди. Юна сейчас можетпочему-то  думать только о том, сколько девчонок убило бы её за предложение Фокса Брина прийти на вечеринку к нему… к его семье точнее, но…
  Она и правда краем уха что-то слышала о том, что Адам Брин присылал папе официальное приглашение, распространяющееся на всю их семью, но собиралась в последний момент отказаться, сославшись на кучу дел, потому что поход к Бринам до сегодняшнего дня никак не входил в её планы. А, если быть точнее, то именно до этой минуты…
  Всё кажется каким-то дурацким розыгрышем, когда далеким шумом над головой раздаётся мелодия, сообщающая, что начинается следующая после большого перерыва пара, до боли знакомым звуком разрушая нереальность происходящего.
— Я приду, — выпаливает Юна, осторожно прикасаясь к его выставленному перегородкой предплечью, зачем-то обещает Фоксу это, глядя в глаза, — я приду…только… звонок… и мне нужно на занятие… — почему-то пытается оправдаться она, хотя Фокс и без того мог бы догадаться, что гордость факультета экологии не будет прогуливать с ним пары.
  Ривз выскальзывает боком вдоль полки, забыв толком попрощаться, бросается по коридору по подсвеченным указателям не оборачиваясь, ощущая, как сердце на адреналиновой тяге теперь ухает где-то в пятках, хватает сумку со стола и выбегает из библиотеки. Ей вдруг сейчас совершенно плевать на пару по любимой зоологии и на удивлённый взгляд милейшего профессора Филлипса реакцией на её опоздание тоже как будто бы всё равно.
  — Что-то случилось? – шепчет Лекси, смотрит на запыхавшуюся Юну с горящими щеками, спешно раскладывающую свои планшеты по столу.
  Первым порывом Ривз вдруг больше всего на свете хочется рассказать подруге, что сейчас произошло, в красках описать весь этот сюрреализм с извинениями, с библиотекой, с предложением Фокса Брина сходить в ним на званый ужин его родителей, с тем секундным помешательством, когда она вдруг поняла, что не сопротивлялась бы, если бы ему вздумалось вдруг её поцеловать, буквально обо всём, что произошло за короткий промежуток в сорок минут, пока Лекси мирно обедала в столовой… Юне ведь больше особо и поделиться-то не с кем, кроме лучшей подруги, и она уже почти открывает рот, чтобы рассказать всё как есть, но профессор Филлипс вежливо, но очень настойчиво просит девушек не отвлекаться, а через секунду запал гаснет, и Ривз вдруг осознаёт, что Лекси, которой Фокс нравится, может её не так понять… делать больно Лекси ей бы совсем не хотелось...
— Нет, ничего, всё в порядке, — Юна прячет свою ложь за экраном монитора с заданиями, пытаясь отвлечься от воспоминаний о кажущемся холодным взгляде и горячих ладонях, упиравшихся в полку по обе стороны от нее.
 
 

Una @una_ree • 05:35 p.m     District I

 
 
  — С чего вдруг передумала? — Дэми, развалившийся на заднем сидении в машине отца рядом с Юной не отрывается от переписки в токене, но обращается при этом к сестре (он вообще-то довольно многозадачная личность), — ещё вчера были очень важные дела по спасению мира от бытовых отходов, а сегодня я крашу тебя как на модный показ, и мама без примерки заказывает по твоей просьбе платье, сшитое не из свитеров… м? может объяснишься?
  Юне Ривз самой не нравится, с какой спешкой она собралась на это мероприятие, стоило Брину только озвучить приглашение вслух, но она пообещала ему, так что деваться ей некуда, Юна всегда выполняет свои обещания, какими глупыми они не были…  Правда, рассказать об этом брату она точно не может, не оберёшься тупых шуточек, когда как она и сама не знает пока, что происходит.
  — Я так рада, что у тебя получилось вырваться, малышка, — мама поворачивается, глядя на своих детей с переднего сиденья, улыбается, и этим, сама того не понимая, спасает ситуацию, — вся семья в сборе! Когда мы последний раз так выбирались все вместе? У вас вечные дела, мы понимаем, вы у нас такие молодцы! Но мы с папой иногда хотели бы видеть вас не только за ужином. Правда, Аллан?
  Ривз теперь даже немного стыдно, что она собралась выбраться с семьёй не из-за вот этих семейных ценностей, а из-за обещания, сказанного в непонятной панике. Она чуть поправляет воздушный подол на своих коленках, утыкается взглядом в окно, иногда слыша, как Дэми рядом фыркает, явно читая в переписке шуточки от Келси, с которой они и так увидятся с минуты на минуту. Папа аккуратно паркует «Теслу» на чужом участке, подаёт руку сначала маме, потом Юне, помогая им в своих длинных платьях выбраться из машины.
  Особняк семьи Брин – красивое высокотехнологичное здание, с огромными стеклянными окнами в пол и высокими потолками. Хозяина вечеринки, Адама Брина, Юна точно могла бы узнать в лицо сразу, она видела его на совместных фотографиях с папой с каких-то корпоративных мероприятий, и почему-то всегда представляла его очень суровым и немного надменным мужчиной, который не очень любит улыбаться, а вот его маленькую, хрупкую жену по имени Дженни Юна видит сейчас впервые, и Брины-старшие, приветствующие её семью, кажутся ей очень милыми людьми, неожиданно гостеприимными и умеющими улыбаться не натянуто, а очень дружелюбно, что в среде праймов как будто бы уже устарело.
  — Как Вы добрались? – Дженни Брин тепло обнимает Юну после мамы, как будто они все знакомы всю жизнь, — в городе такие пробки, а вы даже не опоздали! Какое красивое платье, Юна, тебе очень идёт!
  Ривз улыбается чуть смущённо, пока Дженни говорит что-то ещё про изумительно тонкую вязь узоров на поясе, про причёску… Юна действительно не ожидала, что хозяйка вечера будет такой милой, что она даже знает имя дочери коллеги своего мужа, и вообще так тепло их встретила…
  Келси вылетает из-за угла, словно чёртик из коробочки, целует Юну в щёку, здоровается со всеми прежде, чем схватить Дэми под руку и отбуксировать его куда-то вглубь первого этажа дома (Юна мысленно ставит на то, что они будут весь вечер сидеть где-то неподалёку от столика  с напитками или семейным баром и обсуждать что угодно до посинения, как будто не общались пять минут назад в переписках дмесс или не устраивают свои посиделки пару раз в неделю), а Дженни спешно предлагает всем тоже пройти в дом или расположиться в саду, как гостям будет удобно.
  Юна смотрит на то, как мило Адам улыбается своей жене, как нежно касается её плеча, приобнимая, как целует её куда-то в висок с заботливой просьбой не суетиться так сильно, нанятые официанты и так сделают всё, что от них требуется, и почему-то вдруг думает о Фоксе, и о том, почему он в этой более чем нормальной семье вдруг такой… странный… смог бы он вот так обнимать кого-то с этой лёгкой, но совершенно нескрываемой нежностью, как его отец? Или всё, на что он способен – это неприкрыто фальшивые обмены причмокивающими любезностями с Агатой?
  Почему он вообще позвал её, и даже не появился на пороге? Он говорил, что «тоже» будет рад её видеть, как ей показалось, совершенно искренне, но где он? Сам пригласил, а теперь прячется? к сожалению, чего-то подобного она и ждала от этого вечера...
  В большой гостиной Юна Фокса среди собирающихся компаний не замечает, как и в холле, как и в другой  гостиной, в столовой и на длинной веранде, опоясывающей дом, тоже. Посидев немного на большом диване в одной из комнат, не испытывая тяги ни к закускам на красивых тарелках, ни к алкоголю, разлитому по высоким бокалам, Юна понимает, что ей особо нечем заняться, но не успевает совсем уж заскучать, потому что тут же находит взглядом Дженни. Может быть, она что-то подскажет?
  — Где Фокс? – миссис Брин чуть хмурит рыжие бровки, пытаясь видимо восстановить хронологию событий в праздничной суете, но через секунду её лицо просветляется, — о! видела его в комнате минут двадцать назад... он что, так и не спустился? — Дженни всплёскивает руками и вдруг тяжело вздыхает, — я сейчас попрошу Келси напомнить ему о правилах приличия, или… хочешь подняться сама? Его комната на втором этаже, третья дверь слева от лестницы. И, пожалуйста, милая, передай ему, что мы все его ждём, хорошо?
  Нежной улыбке Дженни Брин вряд ли может отказать хоть кто-то, находящийся в здравом уме и светлой памяти, и Юна поднимается на второй этаж по длинной лестнице, путаясь в подоле своего платья и просто надеясь, что в этот раз обойдётся без неловких ситуаций…
  Нужная дверь немного приоткрыта, но Ривз всё равно довольно громко стучит по косяку, чтобы Брин, если он там, услышал, и она не врывалась в его личное пространство без предупреждения.
  — Фокс? – Ривз просовывает голову в помещение, окидывает взглядом огромный стол с несколькими мониторами, кровать, дверь, ведущую в ванную или в гардеробную в углу, но в этой комнате никого нет. Юна, не привыкшая лезть в чужие дела без особой надобности, уже готова закрыть дверь, но тут натыкается взглядом на слишком знакомую кожанку в кресле у компьютеров, шагает внутрь, желая проверить свои догадки. Она ни за что бы не поверила, скажи ей кто-то, что Брин играет в виар-игры, а уж тем более выигрывает на соревнованиях, для этого нужно быть хорошим геймером. Таким, как она, например...
  На плече стильной кожаной куртки, небрежно перекинутой через спинку, логотип её любимой видеоигры, но Ривз очень нужно посмотреть именно вышивку на спине, она уже заносит руку, чтобы развернуть изделие, и вдруг слышит скрипнувшую дверь, довольно громкие шаги, раздающиеся за спиной, и её тут же бросает в жар, потому что её застукали в чужой комнате за чем-то нехорошим, и любопытство – это тоже своего рода порок.
— Твоя мама просила передать, что они тебя очень ждут там, внизу… — Юна оборачивается, с извинениями, читающимися в глазах, смотрит на вошедшего Фокса, — она невероятно милая… твоя мама…
  Ривз улыбается, но не видит такой же дружелюбной улыбки в ответ, лишь какое-то напряжение во взгляде, словно она сказала что-то не так. опять?
  — У меня такая же куртка, — вдруг зачем-то сообщает девушка, чтобы хоть как-то продолжить беседу, неуютно оглядывает комнату, переминается с ноги на ногу, — я выиграла её на соревнованиях в прошлом году… тогда всей нашей команде такие отправили, она мне великовата, поэтому я её не ношу… ты тоже играешь? Я не знала... а в какой команде?
  Она случайно задевает кресло, и коллекционное изделие соскальзывает со спинки, грузно валясь на пол, щёлкнув застёжкой о покрытие. Юна оборачивается на звук, смотрит туда, где в вышивке на спине должен быть красиво вплетён ник игрока-победителя, и ей кажется, что у неё  сейчас случится настоящий сердечный приступ, вот прямо в это мгновение, пока она читает имя “Plague”, вышитое по краю слишком знакомой эмблемы команды.
  — Это ведь твоя куртка? – Юне нехорошо, ей как-то совсем нехорошо, она вдруг нервничает, входя в стадию отрицания, потому что в её голове никак не может сложиться, что Плейг и Фокс могут быть как-то связаны, потому что… а, собственно, почему? Она же ничего так и не знает про Плейга, они играют уже довольно долго, но ни имени, ни пола, ни каких-то личных данных друг другу не выдавали. Они хорошо общались в виртуальном мире, Юне действительно было комфортно в играх с ним, из них вышла хорошая команда, но она и подумать не могла, что…
  — Мой ник Артемида, мы собираемся по средам, и я пропустила прошлую, потому что чувствовала себя плохо…
  В голове что-то щёлкает, складывая, наконец, картинку целиком.
  — О, нет, пожалуйста, скажи мне, что это шутка… — тихо просит Ривз, прижимая ладони к своим щекам.
  Даже имя Келси под личиной её приятеля-Плейга показалось бы ей сейчас менее странным.

♫
Фокс – это Плэйг?

Такая, казалось бы, очевидная и простая мысль, уже подтверждённая собеседником и доказательствами в виде эксклюзивной куртки, почему-то не укладывается у неё в голове.

Вопреки ожиданиям, Юна не разочарована, не испугана и уж тем более совсем не рассержена из-за этой новости, но знание о том, что её лучший в мире напарник и чуть ли не единственный виртуальный друг – это Фокс Брин, просто не получается пока принять, как бы она не пыталась. Почему? Да потому что они же в её представлении совсем разные… совершенно… Плэйг, помогающий ей, лезущий защищать её в самую заваруху, словно забывающий всегда, что именно она здесь саппорт, и это её задача жертвовать собой… её керри, обращающийся к ней с чуть смущающим, но неизменным «моя леди», с которым они разучили один из этих совершенно дурацких, но весёлых победных танцев, за которые дают дополнительные коины к выигрышу, если успеть исполнить его до появления загрузочного экрана. Её лучший в мире напарник уже на протяжении нескольких лет подряд, с которым ей так комфортно и весело в игре, который буквально одним своим существованием вытаскивал в моменты, когда было невыносимо тяжело и больно.
И всё это — Фокс… издевающийся над ней и грубый, тот самый Фокс Брин, от которого не дождёшься доброго слова, с которым нужно контролировать каждую сказанную в ответ фразу, чтобы не использовал её потом против тебя… Фокс, нарочно доводивший её до слёз своими издёвками, которого она всё это время почти искренне ненавидела, которому её приятель-Плэйг, не зная имён и подробностей, стоило только рассказать однажды, обещал втащить, если тот продолжит над ней издеваться…
Юна чувствует себя растерянно… как эти две, в её понимании противоположные личности, могут быть одним человеком? Может быть, это очередная шутка, и настоящий Плэйг всё же просто оставил у Фокса куртку, и это снова очередной злой розыгрыш, отлично продуманное издевательство, ради которого он её мог сюда позвать?

Но Фокс – это Плэйг. Всегда им был, как бы Юна не пыталась это отрицать со всем старанием.
Если мыслить трезво, сопоставить факты, отложить все эмоции на секунду, то картинка сложится. И тогда, бросившись в бассейн, он поступил как Плэйг, точно так же безрассудно и импульсивно, но храбро, как герой, который спасал её в игре. Знал ли он, что Юна скрывается под ником «Артемида»? вряд ли… по чужому выражению лица Ривз понимает, что для него это раскрытие личностей – точно такой же шок, потому что, чтобы изобразить столь неподдельные эмоции, нужны актёрские способности, а их у Брина маловато (он не мог даже изобразить радость от встречи с Агатой в её день рождения, какие уж тут многоходовочки с тем, чтобы представиться Плэйгом, играя роль другого человека, не являясь им).
Она совершенно не знает, что можно было бы ответить в этой ситуации, и ни одна из крутящихся в голове мыслей не подошла бы сейчас, да и Ривз совсем не готовилась к такому повороту событий.
Ей так много хотелось бы сказать настоящему Плэйгу, её другу, её напарнику, рассказать о том, что только из-за него она всё ещё продолжает играть, что общение с ним – единственная её радость по средам, что его случайная немного нелепая мотивирующая речь для неё пару лет назад помогла ей сдать экзамены, что он научил её не сдаваться, и много-много всего ещё.
Но она, поднимая глаза, видит перед собой не Плэйга, а Фокса, и поэтому молчит.
Плэйгу она доверяет, а Брину… Брину, наверное, всё-таки нет. Хотя каждая сказанная им сейчас фраза, его мимика, его движения, его обращения – они узнаваемы до боли, она просто… она просто не замечала этого никогда.
Ей стыдно от этой внезапно возникшей мысли, но Юна вдруг жалеет, что, поддавшись любопытству, она взглянула на надпись на куртке и узнала правду. Потому что пару минут назад всё было как будто бы проще… Фокс был только Фоксом, она определённо могла предположить, как относится к нему, и не было этого совершенно глупого, нерационального чувства, что её предал лучший друг, оказавшийся вовсе не другом.
Хотя Фокс-то в этой ситуации уж точно не виноват.
Но что-то между ними теплеет, когда он говорит, что Артемида – его лучший саппорт, привычно и с замиранием что-то отзывается внутри, когда Фокс называет её «Арти», точно так же, как и в игре, и даже его взгляд смягчается в эти мгновения, а Юне вдруг становится намного спокойнее, как и всегда, когда Плэйг рядом, когда он обещает, что они порвут сегодня вражескую команду вместе… врагов, правда, здесь нет, но и они тут не в боевой броне третьего разведкорпуса с оружием наготове.
Когда горячие пальцы Брина касаются сначала её запястья, затем перехватывают руку, словно так он много раз так делал, Юна чувствует, как кончики ушей вспыхивают от смущения, но руку она не отдёргивает, наоборот, чуть сильнее сжимает чужую ладонь. Ривз отводит взгляд, боясь, что Фокс разглядит, как краснеют её щёки, делая вид, что ей интересна комната, окно, стены коридора, блестящие металлом перила лестницы… что угодно, но не лицо Брина, в которое она почему-то боится взглянуть.
Плэйг… Фокс ведёт себя обходительно, аккуратно придерживает её руку, когда они спускаются по лестнице, терпеливо ожидая, пока Юна пытается не запутаться в подоле платья, и прикосновения его лёгкие, ненастойчивые. У подножия спуска Брин чуть наклоняется, обжигая её шею и ухо горячим шёпотом, и Ривз улыбается в ответ на чужую шутку, словно они знакомы много лет (хотя так и есть).
Брин отходит, чтобы поздороваться с гостями, и Юна ныряет вглубь комнаты, чтобы слиться с остальными приглашёнными, поменьше привлекая к себе внимания.
— Ну и как это было? – Дэми стоит, прислонившись к стене плечом, и по его неустойчивому виду и чуть кривому галстуку хорошо заметно, что они с Келси не теряют зря времени, опустошая бар семейства Брин, что, впрочем, никогда не сказывается на его огромном словарном запасе, он обычно даже не запинается в любой степени алкогольного опьянения.
— Что было? – Юна хмурится, подступает к брату чуть ближе, чтобы понизить голос.
Дэми смеётся в свой бокал, затем объясняет:
—  Целоваться с Фоксом – это вот сколько по шкале от одного до десяти? где один – тошнотворно, а десять – умопомрачительная феерия?
От таких вопросов Юна чуть раздражённо выдыхает, в своём автоматически сработавшем перфекционизме поправляя шёлковый галстук на брате, чтобы сидел поровнее.
— Я не знаю, может ты и проверишь? – чуть ехидно заявляет она, на что Дэми лишь морщится.
— хммм…. спасибо, но картонные баскетболисты не в моём вкусе… так что вы делали в его комнате так долго? Хочешь сказать, что он не воспользовался ситуацией, чтобы запихнуть язык тебе в рот?
— Нет, - Юна оборачивается, надеясь, что их никто не слышит, задумываясь о том, что придушить брата его собственным галстуком будет не такой уж и плохой идеей, пусть и в гостях у Бринов, — я просто попросила его спуститься к гостям…
— Ага, очень долго просила, а после этого вы вышли в этот зал с такими загадочными лицами, будто…
— Замолчи, пожалуйста, ничего не было!
Дэми улыбается, ослабляет слишком туго затянутой Юной галстук, приподнимает свободную от бокала руку в сдающемся жесте.
— Не было — так не было… и помни, что из-за тебя я теперь должен Келси сотку, я ведь ставил на то, что Вы не будете тупить полгода, так сказать, поверил в вас…
Ривз, возмущённая образовавшимся вокруг всей этой ситуации тотализатором, уже открывает рот, чтобы пояснить Дэмиано за их с Келси тупые приколы, но не успевает ничего ответить, потому что Дэми испаряется почти в ту же секунду, когда подходит Фокс, словно быстро сменяются фигуры на шахматной доске.
В комплименте от Брина внезапно нет насмешки, и Юна, всё ещё пряча глаза, благодарно улыбается.
— Спасибо, я… старалась… — честно признаётся Ривз, потому что и правда старалась, это глупо было бы отрицать, она никогда так не выглядела в стенах университета или на обычной прогулке. Все эти труды Дэми в макияже и поиски мамой лучшего платья в интернете… для чего? Чтобы впечатлить Фокса? зачем ей это?
Юна принимает бокал, прекрасно зная, что не будет пить алкоголь. Не потому что не доверяет Фоксу, просто не видит в ощущении опьянения никакого смысла для себя, но с бокалом в руке они, наверное, выглядят солиднее, ведь все присутствующие здесь так стоят.
— Ты больше не будешь шутить надо мной? – недоверчиво спрашивает Юна, — я не хотела с тобой ссориться, но ты… - Ривз проглатывает очевидное «вёл себя как козёл», лишь вздыхает, тянет тихо, — да… - добавляет уже более твёрдо и уверенно, — да, мир.
Рассказ Фокса о Байденах заставляет её расслабиться, нащупывая под ногами тонкий лёд общих тем для разговоров. Учитывая, что мама дружит с Элси (на парах исключительно миссис Байден) уже минимум лет тридцать, было бы странно, если бы их семьи не были знакомы, не проводили бы совместные праздники и не пытались бы поженить всех своих детей, чтобы наконец-то хоть как-то породниться.
— Мы дружили с Ричи в школьные годы… ну ты понимаешь, мы оба — любители олимпиад, и было о чём поговорить, — Юна закатывает глаза от воспоминаний, какой была зубрилой в детстве, неиронично не замечая, что сейчас, в целом, ничего и не изменилось. Ричи был немного другим, отличающимся от Юны — не карикатурным ботаником без друзей, обиженным и забитым, нет, совсем наоборот… несмотря на склонность к полноте, Ричи всегда был невероятно общительным и дружелюбным, очень умным, Ривз видела его в последний раз где-то полгода назад на семейном ужине и очень обрадовалась, что он сильно изменился, — мы часто делали уроки вместе, и мама с миссис Байден хотели нас поженить, но мы с Ричи друзья, и его сердце всегда было отдано лишь одной девушке, — Юна чуть поджимает губы, пытаясь не сдать Байдена, но всё это, как ей кажется, для всех и без того было очевидно, — Ричи – хороший парень, зря ты не свёл их с Келси в своё время конечно.
Будто от желаний Фокса там что-то вообще зависело…
В глубине души Юне жаль Ричи, потому что он до сих пор говорит о Келси Брин с яркой искрой в глазах, расспрашивает про неё с неподдельным интересом, и Ривз знает, почему, но ей кажется, что это не взаимно, и от этого грустно, потому что они могли бы быть прекрасной парой.
И очень обидно, что Ричи под страхом самой страшной обиды запретил постить фотографии с ним и рассказывать до поры, до времени, как сильно он изменился внешне, потому что сейчас даже Фокс, явно потешающийся от ситуации с «дедушкиным пирожочком», ухаживавшим за его сестрой, на фоне старшего сына Байденов выглядел бы худощавым подростком, но никто об этом не должен знать.
— Не упоминай Келси с Дэми так громко, сейчас ведь прибегут – с улыбкой просит Юна, бросая взгляд на диванчик, где сплетничают её брат со своей рыжей подругой, затем оборачивается к Фоксу и наконец-то решается взглянуть ему в глаза, и он кажется ей сейчас другим. Брин, что стоит перед ней – растерянный, немного уставший, такой… обычный и из-за этого завораживающий без своей ехидной маски… невероятно, Ривз же никогда не видела и даже не представляла его таким. Она и не думала, что он может быть простым человеком, привыкшая к «блистательному Фоксу», «наглому Фоксу» и «раздражающему Фоксу» во всей его красе в стенах университета. И его улыбка совсем другая, не привычно-насмешливая, обещающая лишь унижение, а искренняя, наверное, именно такая, какой она должна быть, чтобы покорить сердца всех девочек университета. Неужели они все видели его таким перед тем, как влюбиться? Все, кроме неё, потому что для Юны Фокс был монстром… но… но Плэйг был её героем и никогда её не подводил.
Ривз всё ещё не может принять эту новость, но пытается примириться с ней хоть как-то, да и Брина сегодня как будто подменили, и нужно будет спросить у Дженни, нет ли у них случайно адекватного сына-близнеца, и не могли ли они поменяться ролями, потому что Фокс обычно совсем другой, и его слишком непривычно видеть спокойным.
Они ведь никогда даже не общались нормально как обычные знакомые из университета. Так, чтобы обсудить самые банальные вещи, пожаловаться на плохо составленное расписание или слишком сложную контрольную по микробиологии, и всё, что между ними обычно было – взаимные выпады, словно соревнование на самую остроумную шутку, не имеющее конца.
— Если мы уйдём с их глаз, то слухов меньше не станет, — Юна качает головой, но приглашение принимает, потому что смотреть на то, как Дэми и Келси шушукаются, зная при этом, что они делают ставки на неё и Фокса – просто отвратительно.
Дэми нужно почитать в словаре, что такое чувство такта.

С этого балкона особняка Бринов открывается чудесный вид на город. Не такой, конечно, как если бы они сейчас стояли на пятидесятом этаже в каком-нибудь небоскрёбе, но в частном секторе вечернего Детройта есть своя прелесть. Как минимум, это приятная тишина, которой нет в центре города, и даже приглушённая музыка из-за захлопнувшихся стеклянных дверей всю эту атмосферу праздничного вечера лишь дополняет. Юна смотрит на развешанные на территории сада жёлтые фонарики, обводит взглядом каменные дорожки, фонтанчик, беседку, увитую плющом, не очень вписывающуюся в хай-тек интерьер самого дома, но очень уютную, небольшой ухоженный бассейн, подсвеченный сейчас тусклым голубым светом.
— У меня в четверг…
— Ты здесь выр… - Юна, случайно начавшая говорить одновременно с Фоксом, вежливо замолкает, — прости, что ты хотел сказать?
Лекси говорила про соревнование по баскетболу пару дней назад, что она, конечно же, пойдёт болеть за университетскую сборную, чтобы поддержать мальчиков и посмотреть на них в форме, само собой, тоже, но Юне тогда было всё равно. Она, конечно же, знает, что Фокс играет, вот только пару дней назад она сделала бы всё, чтобы не пересекаться с ним нигде лишний раз, а сейчас… сейчас они стоят рядом, и Юна чуть ли не впервые на расстоянии вытянутой руки с ним не чувствует себя в опасности.
Что произошло за эти пару дней? Как всё успело измениться вот так быстро?
— Попробую найти к четвергу предмет, который даёт баф к удаче, — обещает Юна, ёжится под порывом по-осеннему холодного ветра, ворвавшегося на балкон и чуть растрепавшего ей и без того непослушные волосы, которые Ривз тут же пытается пригладить обратно в свою причёску, — и, зная, какой у вас там к концу матча от пота скользкий пол – пару аптечек тоже.
На самом деле, она совсем не знает, какой там скользкий пол, только может догадываться, да и правила баскетбола довольно плохо помнит, и их нужно будет подучить перед посещением… о, Юна если и придёт, то точно во всеоружии, потому что ей не нравится что-то не понимать и в чём-то не разбираться.
Фокс оказывается рядом очень быстро, и Ривз не успевает ничего предпринять и подумать прежде, чем на её подрагивающих от холода плечах оказывается накинут чужой пиджак, и от этого вроде бы простого жеста Юне почему-то хочется зареветь… потому что всем всегда было плевать, холодно ли ей, она сама следила за саобой и своими тёплыми кардиганами (семья, конечно же не в счёт, отец укутывал её в свой пиджак в детстве, когда они выходили куда-то и задерживались до вечера, когда в тоненьких платьишках уже становилось холодно, и Юна помнит, как мирно засыпала в машине, завернувшись в этот пиджак, но это совсем другое)… Фокс – не её семья, и совершенно не тот человек, от которого ожидаешь чего-то подобного (разве что в самых светлых мечтах самой влюблённой в него девочки), и Ривз совсем не знает, что делать и как на это реагировать сейчас, вдыхая запах дорогого парфюма и сигарет, исходящих от мягкой атласной подкладки.
— сам же замерзнешь, — Ривз смущённо улыбается, — спасибо… к-как так получается, что твой саппорт – я, но это ты меня спасаешь?
Они оба вряд ли знают ответ на этот вопрос.
— Плэйг проговорился мне как-то случайно, - Юна снова смотрит прямо, собирая всю свою решимость в кулак, зная, что касается своими словами того, что не должна, лезет не в своё дело, но когда как не сейчас, — что у него проблемы с семьёй… Плэйг признался мне однажды, что он чувствует себя отвратительно беззащитно на семейных сборищах, что присутствие на них – это худшее, что с ним бывает…
Ривз делает шаг вперёд, сокращая расстояние между ними до минимума и вдруг обнимает Фокса так сильно, как только может, обвивая его длинными руками поперёк туловища, и он приподнимает свои руки, словно не знает, куда их девать, но Юне в это мгновение вдруг всё равно, обнимет ли он её в ответ, она утыкается носом в его плечо, ощущая тёплое дыхание на своих волосах, и сердце протяжно ухает в груди. Ей всё ещё невероятно сильно хочется плакать от того, что это всё случилось так сумбурно, что она нашла своего друга там, где совершенно не ожидала, от всех этих эмоций, от всего этого ощущения накрывшей её беспомощности перед событиями.
— Но я – саппорт Плэйга, и я спасу его от всего, я… я защищу его, даже если он не хочет об этом говорить… это – моя работа, - тихо шепчет она, зная, что Фокс вряд ли ей что-то ответит, а если и скажет, то что-то о том, что ему не нужна её помощь, как и всегда, и всё, что она должна делать – стоять и громко болеть за него, пока он справляется сам, но это не всегда работает, и слишком часто Артемида вытаскивает бронированную задницу Плэйга из переделок, в которые он безрассудно влетает с ноги, но и он всегда встаёт на защиту своего саппорта, хоть и не должен, — и потому что… потому что он спасал меня очень много раз, он даже не представляет, сколько... и в Сети я никогда ему не говорила, как он важен для меня…
И потому что она знает, что такое чувствовать себя беззащитной…
Вот только жизнь – не виар-игра, в жизни Ривз и себя-то спасти не может ни от ехидных насмешек, ни от забитого внутрь до боли чувства одиночества, ни от попыток мамы влиять на её жизнь… Юна чувствует, как чужие руки сжимают её в объятиях тоже, и становится легче, они будто оба в эту секунду наконец-то окончательно примиряются с тем, что нашли друг друга. Фокс всегда был рядом, просто… просто не в этой роли. Но сейчас в его тёплых руках, под его пиджаком, чуть привстав на цыпочки и сжимая неловко стиснутыми пальцами чужую футболку на спине, она чувствует себя, словно всё так и должно быть. Всё просто становится правильнее, несмотря на, казалось бы, совершенную абсурдность всей ситуации…
— кхм…
Юна и не услышала, как кто-то оказался на балконе кроме них двоих, за пару стремительных мгновений разрушая окутывающую тишину момента. Она оборачивается, и видит смеющиеся глаза Дэми при серьёзном мине и еле сдерживаемое выражение лица победителя, в котором явно читается что-то вроде «так что ты там говорила про идиотов, с которыми никогда не будешь иметь дел, я не совсем расслышал?»
Ривз перестаёт обнимать Фокса, отступает, опуская руки, ощущая себя, словно только что в чём-то провинилась, хотя никто никогда не запрещал ей прикасаться к Брину, и за свои глупые наивные слова ей сейчас совсем не стыдно.
— Очень не хочется вас отвлекать, но Дженни просила вас вернуться… Мистер Брин хочет, чтобы оба его ребёнка сказали тосты, всё-таки семейный праздник, а Келси там уже в процессе… — Дэми взмахивает бокалом в сторону гостиной, — я тоже не люблю официальные речи, но быстрее начнётся – быстрее закончится.
Юна оглядывается на Фокса и с сожалением читает в его потерянном взгляде, что он не очень рад этой просьбе, и вид у него, как будто сейчас случится что-то нехорошее, и он, сам того не желая, будет этому виной. Ривз не знает, что происходит во внешне абсолютно идеальной семье Бринов, но это и не важно, это может быть их семейной тайной, Юне, в принципе, не настолько любопытно, но…
— я тебя спасу, - одними губами шепчет Ривз Фоксу, возвращает в руку свой бокал с шампанским, отставленный на маленький кофейный столик у входа на балкон, так не притронувшись в итоге к алкоголю, но для образа нужно обязательно. Юна натягивает на себя самую милую улыбку, пока возвращается к празднующим, сквозь маленькие компании собравшихся прямиком к Дженни, которая, кажется, только что плакала из-за поздравительной речи Келси, стоящей неподалёку.
— Простите, миссис Брин, - Ривз подходит ближе, умилительно склоняет голову набок, — я видела у Вас в одной из гостиных рояль…
— О, да, он уже много лет там пылится. Мы покупали его для обучения детей, брали частные уроки, но ни Фокс, ни Келси в итоге не захотели продолжать обучение, а насильно их заставлять… наверное, сама знаешь, что это невозможно.
Юна смеётся, представляя, как маленький недовольный Фокс Брин разучивает гаммы, ещё толком не доставая ногами до педалей.
— Я бы хотела попробовать сыграть для гостей что-то, если Вы не против, - Ривз очаровательно взмахивает ресницами, — это будет мой небольшой подарок на Вашу годовщину…
Дженни в ответ улыбается так мило и радостно, что Юна мысленно облегчённо выдыхает, понимая, что ей точно не откажут. План привлечь внимание на себя достаточно прост, а к тому времени, как она перестанет музицировать, возможно все и забудут уже, что Фокс должен выступать с речью… по крайней мере, у него будет время подготовиться к этому или сбежать в свою комнату, чтобы его искали до конца вечера.
— Юна! Конечно! Это было бы чудесно, Адам обожает классику.
— Ну… тогда нам повезло, что только её я и умею играть, — Юна оглядывается на Фокса, — только нужно немного подготовиться, я со школьных времён не садилась за рояль.
— Сколько угодно… я позову гостей туда, как ты будешь готова.
Юна ненавидит уроки фортепиано всей душой, никто никогда не заставлял её продолжать обучение после пары месяцев пробных занятий, но ещё больше Ривз ненавидит чего-то не уметь и незавершённые дела, поэтому прошла все круги ада с обучением музыке только по собственной инициативе и глупости. В итоге гениального таланта в ней не нашлось, хоть и технически она всё всегда зазубривала правильно, и, получив документ о завершении обучения, Юна успокоилась, так до конца сама не понимая, для чего ей это было нужно.
— Идём, проводишь меня, пока все рыдают над речью твоей сестры, - Ривз наконец-то отставляет свой бокал на пустой поднос официанта, пробегающего мимо, кивает Фоксу «просто доверься мне».
В соседнем помещении никого почти нет, всё сосредоточение людей рядом с виновниками торжества, хозяевами этой вечеринки, и расползается оно по другим комнатам довольно лениво. Юна приподнимает крышку инструмента, глядя на чёрно-белые зубчики своих врагов, разминает пальцы.
— Твоя мама говорит, что ты забросил уроки фортепиано, - Ривз пододвигает к роялю пуфик, аккуратно присаживается на него, — что-то всё равно умеешь, наверное?
Она поднимает на Брина глаза, качает головой.
— Слишком много раскрытых талантов за один вечер, мне от этого не по себе, потому что единственный твой талант в университете – распугивать ботаников, и кто бы знал…
Юна стаскивает с плеч пиджак, мешающий сейчас своими длинными рукавами, опускает руки на клавиши, заставляя мышечную память работать.
— Хочешь — сыграем в четыре руки? – девушка включает встроенную голограмму, — ты же помнишь, как читать ноты?
Ривз знает, что он может отказаться, поэтому использует нехитрую манипуляцию, сказав «нет» на которую, Фокс Брин автоматически почувствует себя полным мудаком…
— Пожалуйста, я вообще-то перенесла твою поздравительную речь на полчаса как минимум, а может быть о ней и не вспомнят, куда тебе девать всё это время? Ну или иди спрячься в ванной, до конца вечера уже каких-то пара часов – переждёшь.
Фокс, хоть и с недовольным видом, садится рядом, и Юна легонько касается его руки, напоминая приподнять кисть.
Брин старается хоть что-то вспомнить очень мучительно, а Ривз больше смеётся, чем играет, глядя на его пальцы, неловко стучащие по клавишам, словно он гвоздь забивает. Юне проще, у неё отличная память, но всё ещё нет никакого музыкального таланта, но ей от этого даже не стыдно, скорее весело.
И, после очередной сорванной ноты, которую Брин называет «играем как попало», она со смехом запрокидывает голову, вдруг ощущая, как чужая рука накрывает её ладонь, и Ривз, резко перестав смеяться, опускает на Фокса совершенно серьёзный взгляд, касаясь плечом чужого плеча, заглядывая в светлые глаза Брина очень близко. Так близко, что становится неловко, и всё это до проскользнувших по спине мурашек напоминает момент в библиотеке.
— Келси и Дэми ставят на то, что мы поцелуемся, - зачем-то вдруг сообщает она, потому что её мозг в стрессе решил, что это лучший способ разрядить обстановку, — Дэми уже пополнил ваш семейных бюджет на сто долларов, потому что спорил на то, что мы целовались в твоей комнате… — Ривз чуть хмурится от собственных слов, вдруг отворачивается от Фокса, освобождает руку из его пальцев, делая вид, что ей срочно нужно найти что-то в нотной голограмме, — шутки у них дурацкие, кстати… глупые...
Но, на самом деле, глупой здесь ощущает себя только она.
Юна опускает руки на клавиши, чтобы сыграть свою партию уже без помощи, и не знает, хотела бы она, чтобы Дэми выиграл или проиграл сегодня окончательно… Ривз, если честно, плохо понимает, чего бы на самом деле сейчас желала. Знать, что Фокс – не самый плохой парень, которому можно доверять? Быть уверенной в том, что он никогда не сделает ей больно, не уничтожит её, если она поверит в него? Что она не будет очередной его победой среди десятков таких же?
Но никто не даст ей таких гарантий, даже сам Фокс, а в Юне нет желания потом собирать свою душу по осколкам. Она же умная и рациональная девочка, и чувств не существует, только химические реакции на потенциального партнёра с более выживаемыми генами и игра гормонов.
Юне, конечно же, до банального страшно, и поэтому очень хочется заранее оградить себя от любых неудач.

Фокс никогда не станет её другом – Юна абсолютно чётко это понимает, перебирая длинными пальцами бело-чёрные зубчики клавиш, и мелодия под ними срывается во что-то тоскливое, тревожное, печальное.
Ей показалось, что он нуждается в помощи в тот момент, когда видела Фокса там, на балконе, когда он смотрел даже не на неё, а насквозь, пусто и обречённо, услышав о вроде бы невинной просьбе своих родителей. Юне и правда хотелось как-то помочь, и она возомнила, что сможет это сделать, и тогда, может быть, что-то изменится в их общении, ведь Брин же не просто так её сюда позвал.
Когда она обнимала его на ветру, ей на секунду показалось, что чужая тёмная оболочка треснула, чуть вскрывшись изнутри, словно весенний лёд, что она смогла приблизиться на то расстояние, чтобы кончиками пальцев хотя бы прикоснуться к ней.
Но общение с Фоксом – это словно игра без возможности сохраниться: прогресс теряется практически мгновенно и откатывается назад будто бы навсегда. Юна не знает, стоит ли переигрывать это. Зачем ей?
Ривз чуть рассерженно поджимает губы, слушая чужие саркастические смешки, злясь, в первую очередь, на себя.
Её ключевое слово этого вечера: показалось.
Зачем она вообще лезет? Он просил её? Нет. Нуждался в этом? Она не знает наверняка, и никто ей уже не скажет. Юне, наверное, хотелось бы знать, что она помогла хотя бы немного, но Фокс – не тот человек, который расскажет ей, она не уверена, человек ли он вообще, в целом...
Краткая эйфория её искреннего смеха и трепета от случайных прикосновений проходит, оголяя осознание того, что Фокс не откроется ей, не станет лучше, потому что всегда знает, как именно сделать ей больно, на что надавить, чтобы всё загорелось внутри злостью и каким-то тупым отчаянием.
— Если ты думаешь, что деньги – достаточный мотиватор для моего поцелуя, то у меня для тебя плохие новости, — Юна нервно дёргает подбородком, словно выплёвывая эту фразу, схлопываясь, закрываясь как моллюск в своей раковине, хотя это, в целом, занятие бессмысленное, ведь Брин уже видел частично её мягкое ранимое нутро. Ей стыдно за свою чувствительность, за то, что для неё его случайное прикосновение действительно что-то значило, что он вызывает в ней волнующую бурю необъяснимых чувств, когда как она для него – всего лишь хороший повод для очередной шутки.
Этим вечером ей вдруг почему-то почудилось, что Фокс станет Плейгом, с которым ей было так комфортно общаться, но… это Плейг скорее стал теперь Фоксом, переняв в миг его повадки и манеры, и это лишь всё усугубило.
Она не хотела этого знать… как теперь играть с ним, как теперь рассказывать ему что-то? Брин ведь ей совсем не друг.
Но Юна выполняет своё поставленное обязательство, и перед собравшимися чуть позже гостями играет красиво и стройно, так, как будто кто-то из присутствующих вот-вот должен выйти в центр комнаты после выступления и поставить ей «отлично с плюсом». Она обещала, обещала, что спасёт его этим вечером, пусть Брин в этом и не нуждается. Это её дань, уплаченная Плейгу за всё, что он для неё делал. Про поздравления от Фокса не то, чтобы забывают, но вечер уже близится к завершению, и становится не до слов старшего сына, так что тут её совесть чиста, и она всё сделала правильно.
Никто больше никому ничего не должен, их счётчик обнуляется, и Ривз искренне надеется, что на нём больше не появится ни одной цифры. Она действительно устала чувствовать себя виноватой непонятно за что…
Дженни в таком восторге от воспроизведённой музыки, что своими искренними восхищениями заставляет Юну снова улыбнуться. Ривз остаётся с гостями несмотря на то, что Фокс снова куда-то пропадает из толпы, но ей больше не хочется его искать в бесконечных комнатах чужого дома, играя в глупые игры по чужим правилам. Ривз сдаётся, понимая, что снова биться головой о стену его сарказма – это уже выше её сил. Она думает о том, что этот вечер был неплохим, но всё это ни к чему в итоге не привело, и ей просто нужно перестать придумывать то, чего нет и никогда не было. Лучше не относиться к Фоксу никак, не испытывать симпатии, не приписывать ему чувств, которых не существует в его системе ценностей. Держаться от него подальше – это всегда было достаточно безопасно, это именно то, что ей сейчас нужно.

---

Несколько дней после годовщины семейства Брин всё даже идёт спокойно: в стенах университета Фокса почти не видно – команда занята тренировками настолько, что их всех снимают с занятий. У него соревнования по баскетболу уже не то что на хвосте, а буквально на шее повисли, поэтому, пока его нет в поле видимости, её самоубеждение о том, что с Брином их больше ничего не связывает, даже срабатывает в юниной голове.
И лучше бы оно так и продолжалось весь остаток её обучения…
— Держи…
Юна едва заметно напрягается от чужого голоса столь близко. Он звучит как ни в чём ни бывало, будто они только что пару минут назад закончили какую-то беседу, и вот Фокс, на которого она подняла голову, догнал её в столовой, чтобы продолжить их непринуждённое общение.
Она вообще-то держала этот стул, на который он свалился, для Итана, а тот, на котором сейчас лежит её сумка – для Лекси, но Фокс вваливается в это её личное пространство, словно так и должно быть, будто он тут главный и за всех решает, кому где сидеть.
Юна смотрит на оставленный перед ней браслет, словно на ядовитую змею, которую он кинул ей на стол, быстро накрывает его крышкой от ланчбокса – слухов ещё не хватало.
— Прости, но ты меня перепутал с кем-то из своих девиц, ждущих от тебя подарков… уточню, что за ювелирку, как и за деньги, я не целуюсь тоже.
Юна, конечно, знает, что это за браслет, и почему он у Фокса – пару недель это было темой для смеха в их команде с шуточками, что у Плейга и Артемиды теперь даже совместно нажитое имущество есть, настолько они спелись, но на них сейчас половина университета смотрит в ожидании какой-то сплетни, и этот злосчастный браслет на следующей перемене в обсуждениях в женской раздевалке острым языком и преувеличениями уже превратится в вещи, забытые у Брина в машине, а там потом уже и до не близких к реальности выводов совсем недалеко.
— Это действительно не твоё место, — Юна бросает мимолётный взгляд на Лекси и Итана, занявших стол в соседнем ряду, даже не попытавшихся подойти и выяснить, в чём дело, — столы для спортсменов-зубоскалов у окна, и тебя уже там ждут.
Оно и к лучшему, что друзья не взялись разбираться, испугавшись Фокса. Придумать что-то в оправданиях перед ними потом будет куда проще, чем объясняться сейчас, почему вдруг Брин принёс ей этот злосчастный браслет, про который она уже успела забыть (словно просто нашёл повод, чтобы усесться с ней рядом перед всем университетом… мог бы сделать это где-то в коридорах, но нет, нужно было, чтобы все видели).
Пары по истории – это те моменты в нынешнем расписании, когда они с Фоксом застревают в одной аудитории на целый академический час, и этого ей всегда было достаточно, чтобы ненавидеть даже день недели, когда их лекции пересекаются в одном потоке.
Она вдруг представляет, что Брин, как обычно чуть опоздав на занятие, не спеша заходит в аудиторию и вальяжно заваливается на свободное место рядом с ней, подвинув Итана куда-то на край длинных столов, что Фокс смешно шутит, сидя рядом с ней, как иногда забавляет своих дружков и девчонок, делящих с ним стол на задних ярусах многоуровневой аудитории, и даже в её голове это всё выглядит довольно сюрреалистично.
Брин, словно в подтверждение, уточняет ей, что этого никогда не случится.
— Отлично, потому что место рядом со мной всё равно занято, - «Итаном»…
Итаном, с которым они после того вечера у бассейна так толком и не поговорили по-человечески, за что ей, конечно, очень стыдно, но делать первый шаг, чтобы потерять друга, Ривз не хотелось, поэтому она пускает всё на самотёк, надеясь, что всё как-то разрешится само собой.
Юна смотрит на Брина, не совсем понимая, что подсевшему Фоксу ещё нужно, раз он не уходит. Он снова здесь, в своей стихии как рыба в воде в этом щёлкающем зубами обществе акул, и от вечера у Бринов будто бы не осталось следа. Фокс снова излучает эту опасность, которую Юна хотела бы никогда больше не чувствовать, действующую разрушающе.
Когда он открывает рот, говоря ей спасибо, Ривз вдруг кажется, что Фокс пришёл с миром, и эти слова благодарности шарашат её, словно молния, даря секундную надежду, мелькнувшую в голове вспышкой, что всё было не зря… но следующий дальше приказ не лезть в его дела практически припечатывает её сверху, тяжело и болезненно.
Фокс знает, как сделать ей больно, как вывернуть так, чтобы задеть её сильнее, до саднящего, горящего внутри чувства стыда, чтобы она засомневалась в своих действиях.
Юна вздрагивает пальцами, опуская палочки в свой лоточек с едой. Ей нужно очень много сил, чтобы сдержаться. Пока ехала домой с вечеринки, она всё думала, думала о том, помогла ли ему, нужна ли была Фоксу её помощь так, как её это показалось в его глазах. Она действительно постаралась, она хотела ему помочь, и всё зря… зачем она вообще полезла?
— Обращайся, если нужна будет жилетка, — давит она из себя комом застрявшие слова, даже мило улыбается, но подрагивающий уголок губы всё равно выдаёт фальшь, которой Ривз от него прикрывается, — рада была помочь. Твоя семья очень милая…
В отличии от тебя, Брин.
Обращение, типичное для её Плейга звучит на прощание как насмешка над всей ситуацией, над всем, что произошло. Нет у неё больше Плейга…
Ей не хочется есть и общаться с друзьями, тут же подсевшими, как только Фокс освободил столик, тоже не хочется. Юна поднимает голову и смотрит на Агату, уже повисшую на Брине. Какая красивая пара, ну просто король и королева зимнего бала, никто бы даже соревноваться с ними не стал, заведомо зная, что проиграет этим двоим во всём. Как же хорошо, что у Брина есть, с кем пообщаться, вот уж кто точно не будет лезть его дела, в его голову и душу, только в штаны разве что – скатертью им обоим дорожка. Ривз злится и не может остановиться в этом отвратительном, словно паук, мерзком чувстве, расползающемся внутри.
Фокс никогда ещё её сильнее не выводил, даже когда называл зубрилой или спрашивал, на какой распродаже она покупает свои юбки, даже когда… да что он только не делал и не говорил за эти годы, сильнее у него пока задеть её просто не получалось.
Агата оставляет на щеке Брина блёстки от своей помады, и Юне хочется уйти прямо сейчас, чтобы только всего этого не видеть, но вместо этого она отвлекается, собирая свои вещи. Браслет она спешно запихивает в сумку, быстро объясняя недоуменному взгляду Лекси, что мама и папа на выходных были на годовщине у Бринов, и мама потеряла украшение, а Фокс вот нашёл его и передал. Даром что браслет совершенно не выглядел как что-то, что миссис Молли Ривз бы надела – Юне эта ложь кажется оправданной, да и думать некогда — в её мыслях всё занимает неприятная Агата, обнимающая Фокса так, как будто она его знает, как будто ей позволено, когда как Ривз своё объятие буквально у него отобрала, вырвала, поддавшись эмоциям, и теперь жалеет о своей глупости и мягкосердечности.
Юна сейчас, конечно, может уйти, но никакого толка в этом нет, потому что пара по истории всё равно общая, и никуда ей из этого цирка не деться. Больше в сторону Брина она даже не смотрит, но всё равно слышит фоновым шумом эти неприятные повизгивания в восторженно-тупых интонациях Агаты. Она же не глупая девочка, эта Агата, но в образе, потому что дурочки-блондинки куда больше нравятся людям, чем прямолинейные и правильные ботанички – это факт. Она закрывает свой ланчбокс с чуть растрёпанным по отделениям, но так и не съеденным обедом, и мысленно посылает всё к чёрту.

Не считая этих неурядиц с составом присутствующих в аудитории, пары с миссис Байден Юне нравятся. История – не профиль её факультета, но Альсина – её любимый преподаватель (даром что ещё и любимая тётя по совместительству), и узнавать у неё что-то слишком интересно, а для общего развития ещё и невероятно полезно. Ривз любит вникать в детали, хочет знать, что привело их планету к ТАКОЙ катастрофе, шаг за шагом, потому что история учит тому, чтобы люди не повторяли её глобальных ошибок, учась на чужих. Юне хотелось бы для их планеты именно этого, потому что новых ошибок человечество действительно может не пережить. Ривз сидит в первых рядах, чтобы миссис Байден было слышно даже без микрофона, вникает в каждое слово, пока идёт лекция. Брин слишком далеко, на верхних ярусах аудитории, и Юне стоит усилия воли, чтобы ни разу не обернуться и не  проверить, Агата сидит с ним или нет… какая ей разница, пусть хоть в обнимку усядутся (хотя профессор Байден, естественно, таких вещей у себя на занятии никогда не потерпит).
— Творческие задания сдаём уже через две недели… вы там готовитесь? Надеюсь, кто-то делает театральную постановку, обожаю театр! – загадочно уточняет Альсина Байден, замирая у интерактивной доски.
Юна удивлённо моргает, не понимая, что за задания миссис Байден имеет в виду – её не было на очном занятии прошлого семинара из-за её «болезни», и этого не было в скинутых Лекси заданиях на семестр. Задания Альсины лучше выполнять – они не только приносят дополнительные баллы для получения зачёта, но и дарят полнейший геморрой, если их игнорировать.
— Простите, — Ривз тянется, приподнимая руку, привлекая к себе внимание преподавателя, — профессор Байден, а что за задание?
— Вы не знаете, Юна? А, Вас же не было, — у Альсины прекрасно получается разделять Юну как студентку и Юну как любимую дочку подруги, и, если со студенткой она всегда предельно вежлива, то с дочерью подруги может поделиться, например, модным советом, — творческое задание по исследованию средневековой культуры, мы как раз закончим через две недели изучение этого большого раздела истории и сделаем что-то интересное, что-то, что вам запомнится. Так Вы без задания у меня сидите? Мммм… секунду… — миссис Байден листает какие-то свои записи в токене, — о, вот Фокс Брин тоже на прошлой неделе не был, уважительной причины не имеет. С ним и будете готовить свою тему.
По аудитории проходит шепоток, словно шелест листвы ветерком носится от стола к столу. Юна, не сдержавшись, быстро оглядывается на Фокса, смотря на него чуть округлившимися от удивления глазами. Готовиться? С ним? Да он ни одного параграфа в этом разделе не прочитал… да и что они будут с ними делать, сидеть в библиотеке? С Брином, заблудившимся среди стеллажей? Их последний поход туда закончился горящими ушами и её побегом, а ещё приглашением на злополучную эту вечеринку, посвящённую годовщине его родителей.
Тогда ей показалось, что он другой… показалось — ключевое слово...
Вся её стратегия не появляться в радиусе пары километров от Брина трещит по швам на ближайшие две недели.
— Можно я одна? – чуть севшим голосом уточняет Юна, не совсем понимая, вдруг миссис Байден над ней просто сейчас смеётся… ну… хорошая шутка, наверное… Юна в шутках не так чтобы сильна.
— Нет, это творческое задание, работаем в парах, а то на каждого из вас тем не напасёшься. И оценка будет командная тоже, — отрезает Альсина, а Ривз по тону профессора понимает, что это не шутка.
Брин ничего не выучит и подставит её, и всё это будет ужасно. Юна тяжело выдыхает, ещё не до конца осознавая, что именно её ждёт в ближайшее время.
Им придётся делать что-то вместе, им снова надо будет взаимодействовать, и Ривз с горечью предвкушает эти закатанные за позвоночник глаза на тупые смешки про бедного, уже десятками поколений обшученного Пипина Короткого.
Миссис Байден её подставила, может быть и не специально, но…

— Я хочу начать готовиться прямо сегодня, — Юна заявляет это после пары, поднявшись к верхним ярусам аудитории, пока Фокс собирает вещи у стола, перебрасываясь фразами со своими дружками. Флинт неприятно присвистывает в её сторону, оценивая смелось приближения к университетским пираньям. Ривз говорит быстро и громко, словно делает заявление и куда-то торопится, — времени для хорошей работы у нас очень мало, и я не буду делать всё одна за нас двоих, понял?
Друзья Брина смотрят на них в замершем предвкушении чего-то, что заставит их залиться хохотом, Маркус кривится, словно ему неприятно даже обращаться к ней, но уточняет лениво.
— У нас тренировка сегодня. До пяти.
— Тогда завтра, - упрямо тянет Юна, смотря только на Фокса, но утыкаясь взглядом не в глаза, а куда-то в грудь, игнорируя насмешливый тон его дружков, словно их не существует. Она не с ними пришла разговаривать.
— И завтра тоже, — Маркус неприятно скалится, — и каждый день до следующего четверга, или ты в другом мире живёшь, и не знаешь, что у нас полуфинал чемпионата через неделю?
Юна знает, Фокс приглашал её поболеть за него, когда они стояли на балконе, когда ей казалось, что он без неё не обойдётся, а сейчас… Ривз пару секунд прикидывает своё расписание, рассчитывая, что сможет сделать за эти пару часов, и быстро кивает.
— Хорошо, я подожду сегодня до пяти, встретимся после тренировки.
Она не будет впрягаться за них двоих, и, если Брин хочет нормальную оценку, пусть делает что-то для этого тоже. Ривз торопливо сбегает по высоким ступенькам, покидая аудиторию, будто боится, что, если задержится рядом с Фоксом, то у него появится шанс ей возразить. У неё есть два свободных часа, за которые уже можно будет попытаться поискать материал для задания – не так уж и плохо, это должны быть довольно продуктивные два часа, нельзя терять время зря.

Чтобы у Брина не было никаких шансов отлынить и сказать потом «я забыл», она устраивается со своим токеном в его ожидании не в тихой и уютной библиотеке, а прямо в спортивном зале, в зрительском амфитеатре, поодаль от людей и самой площадки, чтобы стук мячей и фанатичные повизгивания собравшихся поглазеть  на спортсменов девчонок её не так сильно отвлекали.
Несмотря на то, что занятия у многих уже закончились, людей в спортивном зале много – кто-то здесь просто коротает своё время, кому-то действительно интересно взглянуть на команду университета перед финалом, кто-то из девочек ждёт своих парней, чтобы прогуляться вечером, но спортплощадка – всё ещё не лучшее место для того, чтобы что-то учить, и стук мячей об пол эхом звонко отражается от стен, намешивается с чирканьем кроссовок по разметке пола, мешая сосредоточиться.
Юна, в очередной раз отвлёкшись от своих электронных конспектов, поднимает голову и пересекается взглядом с Фоксом, который будто бы случайно смотрит в её сторону. И вместо того, чтобы вернуться к историческим источникам тринадцатого века, она несколько минут пялится на него, пока Брин с лёгкой усмешкой обводит Маркуса, с которым отрабатывает элементы в паре, и красиво забрасывает мяч в корзину, вызывая сердечные приступы у первокурсниц, пытающихся с первого ряда подавить вырвавшийся из них писк.
Он всегда всё делает будто напоказ, красуется как на сцене, словно весь этот зал только на него и пришёл смотреть. И, наверное, в чём-то Брин прав – он заслужил свою цифру «один» на майке вместе со званием капитана и действительно выделяется на фоне всей команды, по крайней мере, каждый раз, когда Юна поднимает глаза, первым делом она натыкается взглядом на него, хотя среди команды баскетболистов есть парни выше и мощнее. Он делает всё красиво и верно, словно наизусть знает, против кого какую тактику применять: с Флинтом работает агрессивнее, Джейкоба ловит на его же ошибках, словно малого ребёнка, и его игра похожа на танец, в котором Брин ведёт. На мгновение Ривз кажется, что он смотрит только на неё после каждого красиво заброшенного в корзину мяча, словно проверяя, видела ли она, как он хорош, или снова уткнулась в конспекты, но, скорее всего, тут всё дело в том, что она сидит под табличкой, показывающей время, и Фокс проверяет, сколько ещё осталось до конца тренировки.
— Брин, хватит красоваться, давай работай, — доносится голос тренера на фоне, словно подтверждая её мысли, на что Фокс только ухмыляется.
Юна всё чаще отвлекается, глядя на площадку, уже даже не пытаясь делать вид, что здесь можно сосредоточиться на записях, признаётся самой себе, что с набиранием материала случается затык. Брин такой красивый в этой форме, что она уже жалеет, что вообще пришла сюда, потому что оценивать его фигуру или его игру в её планах не было, и продуктивность осталась за пределами спортивного зала, но, когда тренер команды подаёт свистком сигнал, что на сегодня тренировка окончена, Юне хочется чуть ли не вслух заныть «что? почему? уже? так быстро?», словно она и есть та девочка с первого ряда, визжащая от каждого опущенного в корзину мяча.
Хорошо, что никто не может читать её мысли…
Ривз спускается, выходит из зала, остаётся у окна в коридоре неподалёку от мужской раздевалки, чтобы подождать Брина, с которым они договорились. На улице разгорающийся закат красит небо в яркие цвета, а им ещё часа два тут сидеть – так поздно Юна обычно в университете не задерживается, разве что если они с Итаном и Лекси сидят в библиотеке, а после этого Лекси развозит их по домам на машине. Придётся попросить Дэми заехать после того, как они с Брином распределят обязанности в этом творческом задании, или нанять такси…
— Уна, кого ждёшь? – Маркус с хрустом потягивается, встаёт рядом с Ривз у подоконника, облокачиваясь спиной на стекло так лениво и мощно, что оно как будто уже под его лопатками готово треснуть.
Юне очень хочется проигнорировать его, сделать вид, что Марк не с ней говорит, потому что совершенно понятно, кого она тут караулит, она при них же с Фоксом и договаривалась о том, что будет ждать его после тренировки. Очередной тупой вопрос от тупого качка, не требующий ответа.
— Думал, всё-таки свинтишь… ты же в первый раз у нас в зале сидела? Понравилось?
Ривз невольно хмурится, собирая тонкие брови на переносице. Какое ему вообще дело? Маркус не из тех, кто подходит к таким как она просто поболтать, скорее он что-то разнюхивает или придумал новую шуточку, которую можно разыграть на этом фоне. Что, если Фокс рассказал им, какая она дура, что полезла к нему обниматься и говорила с ним о поцелуе? Она ничего плохого не сделала, но любое слово в головах этих придурков может извратиться до крайности, и вот уже по университету пойдёт слух, что Юна приставала к капитану баскетбольной команды.
— Ну… чего молчишь-то, только с Брином теперь общаешься, а? – его неприятный голос вдруг обиженно скрежещет, словно лезвием по стеклу, — провести тебе экскурсию?
Ривз удивлённо смотрит на Маркуса. Экскурсию куда? Марк шагает к ней, и опешившая Юна не совсем понимает, что происходит, слишком поздно осознаёт, что ей нужно отступить, когда Маркус крепко хватает её за руку.
— Хоть на парней посмотришь, а то ходишь как недоёбанная монашка, — в Маркусе сил больше, чем в Ривз, поэтому, когда он одним движением запихивает её за дверь мужской раздевалки, прямо внутрь, Юна может только испуганно взвизгнуть в панике под чужой хохот.
У компашки Брина отвратительные шутки, но, чтобы опуститься до такого…
В мужской раздевалке остро пахнет потом, терпким дезодорантом «морская свежесть», тянет влажным воздухом от душевых, скрывшихся за углом, и Ривз пытается рывком вернуться к двери, плечом толкнув загородившего путь отступления Маркуса, но шкаф сдвинуть проще, чем этого парня, который её от двери только дальше отталкивает. Кто-то из парней здесь в одних полотенцах, недоумевающе смотрит на неё, и длинные ряды шкафчиков насмешливо кружатся, прыгают перед глазами, словно ещё секунда, и её разобьёт паническая атака. Юна задыхается от возмущения, ещё не успев оценить масштаб трагедии, но на это хватит пары секунд.
Ривз резко разворачивается и утыкается прямо в чуть влажного Фокса, голого по пояс, явно как раз собиравшегося натягивать на себя футболку, которая у него из рук от этого столкновения тут же вываливается, и Ривз, уже почти ничего не соображающая от страха и паники, отшагивает, случайно наступая на неё своим ботиночком, готовая заорать так, чтобы услышали в коридоре и на всех этажах, если понадобится.
Если это Брин всё придумал, как главный здесь любитель над ней пошутить, то… Юне вдруг даже не обидно, а просто очень больно от этой мысли, так сильно, что хочется провалиться сквозь пол, чтобы исчезнуть, потому что если он это придумал, то лучше бы он её ударил — было бы проще, с ударом она знала бы, что делать, а с таким предательством же...
Кто-то из парней выходит из душевой, даже не додумавшись прикрыться, явно не ожидая, что на их территории может быть девчонка, и Ривз успевает только случайно поймать вид его голой задницы просто как факт периферийным зрением прежде, чем, не желая ничего этого видеть, быстро зажмуриться и закрыть глаза ладонями, понимая, что это самый глупый жест во время опасности, но ей стыдно и страшно, и это просто ужасная и опасная шутка. У Ривз щеки горят огнём и хочется зареветь, но хватает усилий воли, чтобы сдержаться и не показывать такого желанного представления собравшимся.
Маркус на фоне захлёбывается лающим смехом, словно это его лучшее издевательство за сегодня.

Другая Юна Ривз (именно та, которой всегда хотелось быть) — идеальная Юна в лучшей вселенной — в подобной ситуации вскинула бы голову и, глазом не моргнув, пошутила про то, что в этой раздевалке даже смотреть не на что. Гордая и стойкая Юна, как настоящая дочь своей прекрасной сильной матери и сестра скандально известного острого на язык актёра Дэмиано Ривза, залепила бы звонкую пощёчину Маркусу за эту ужасную шутку над ней, в конце концов, и вышла бы из этой ситуации достойно, расправив плечи. Наверное, её бы после этого все даже зауважали, как уважают в их университете Келси Брин, которую точно никто бы даже не подумал запихнуть в раздевалку к парням, как минимум боясь ответных шуток про то, что она таких коротких линеек с собой не захватила, чтобы оценивать тут всех по достоинству…
Но Юна, к её величайшему сожалению, не свой идеал даже близко. Ей неприятно, стыдно и мерзко, и в стрессовой ситуации она не находит в себе сил даже открыть глаза, не то что припустить зарвавшегося Маркуса, чем закапывает себя только глубже, выставляясь перед спортивной элитой университета той самой «недоёбанной монашкой», которой Маркус её охарактеризовал ещё в коридоре. А ведь какие-то девочки наверняка были бы просто счастливы хоть одним глазком заглянуть за эту дверь, чтобы умереть от собственного счастливого вопля. И это точно был бы кто-то, сидевший на сегодняшней тренировке в первом ряду, но не она.
Голос Фокса, обычно пугающий её до дрожи или раздражающий в каких-то других ситуациях, звучит сквозь гул раздевалки как спасение. Юна ему рада, и несмотря на то, что буквально пару часов назад они с Брином перебрасывались не самыми приятными словами, забрасывая друг друга колкостями, сейчас она ощущает облегчение от того, что он просто рядом, и в этой ситуации находится не на стороне её обидчика.
Накинутая на неё одежда пахнет как Фокс – сигаретами и дорогим парфюмом, название которого выветрилось у Юны из головы, но в комнате Дэми она точно могла бы отыскать этот бутылёк, если бы перед ней стояла такая задача. Её брат каждый день выбирает разные ароматы своей персоны в зависимости от погоды, настроения, посещаемого мероприятия и одежды, Брин же всегда пахнет одинаково. Узнаваемо. Так, как он привык. Его руки на плечах не пугают, потому что Фокс снова спасает её, и это как будто уже входит у них в привычку.
Из душной раздевалки её выводят прямо в прохладные, вечером уже совершенно тихие коридоры. Ривз на пару мгновений освобождает глаза, пытаясь оглянуться на Фокса, но, сквозь пальцы разглядев за секунду, что он всё ещё полуголый, решает, что зрение ей сегодня больше не нужно, и снова зажмуривается. Они останавливаются, когда Фокс отдаёт ей свой токен, в который даже друзьям вряд ли разрешает заглядывать, не то что пользоваться, и расстаётся с ним вот так вот просто, как будто это не имеет никакого значения сейчас.
— Э-эльзу? – Ривз искренне не понимает, мотает головой, словно ребёнок, который закрыл глаза и теперь надеется, что таким нехитрым способом стал невидимкой для всех.
Она и правда сделала глупость, когда осталась ждать его тут, пытаясь доказать, что будет гнуть свою линию. Это было как минимум очень наивно. Она словно вся сжимается от чужого отчитывающего тона, отмечая, что впервые слышит Фокса таким… взволнованным. Обычно его эмоциональный диапазон не слишком глубокий, даже шуточки его дружков заставляют Брина скалить зубы в его хищной полуулыбке довольно редко, а сейчас он выговаривает ей это всё, будто действительно переживает. Юна ничего уже не понимает: несколько минут назад она искренне боялась, что он окажется с ними заодно, а сейчас…
Ривз ощущает, что слёзы, будто застывшие, временно замороженные под её пальцами, вот-вот хлынут из глаз. Она правда не задумывалась даже, что с ней может что-то случиться здесь, посреди университета, и совершенно глупо пыталась доказать что-то тем, кому на это наплевать.
— Ты не отвечаешь, - она давно уже не писала ему, но слышала от других девушек мимолётом, что он оставляет их сообщения прочитанными и игнорирует. Для Ривз казалось логичным, что ей он не ответит тоже, как и тем другим. Кто она вообще такая?
Он впервые зовёт её «Юна», таким привычным для неё именем, что произносится его голосом по-другому. Сейчас без издёвки, без коверкания, и оно звучит как нужно, как ей всегда хотелось, чтобы он её назвал. Кажется, Брину сейчас не до того, чтобы притворяться, что ему всё равно… как и ей.
Фокс отрывает её влажные от проступивших слёз руки от лица, совершенно не больно, но сильно сжимая тонкие бледные запястья. Ривз щурится, растерянно смотрит ему в глаза, но не видит в них ожидаемой злости на неё, только волнение.
— Я не собираюсь делать тебе больно, — спокойно произносит Фокс.
Внутри Юны что-то обрывается.
Она действительно хотела услышать это, всё это время, даже если эти слова сейчас были ложью, она всё равно должна была их услышать от него, чтобы знать, что Фокс – не плохой человек.
Или хотя бы попытаться в это верить.
— Спасибо.
Ей вдруг кажется, что он сейчас шагнёт к ней и обнимет, повторяя её собственный жест на балконе во время годовщины его родителей, тем самым, словно закольцовывая их испорченное обещание больше не доводить друг друга, и ей станет легче от этого, правда легче, он буквально спасёт её этим. Она хочет, чтобы Фокс обнял её сейчас. Чужие руки всё ещё держат её, и Юна напряжённо порывисто выдыхает, закрывая глаза, ощущая Брина так близко, что пара капель с его недосушенных волос точно остаются на её одежде. Со стороны это всё наверняка выглядит совершенно потрясающе: Брин без футболки и в полотенце на бёдрах, схвативший ошалевшую Ривз, одетую в его узнаваемую издалека толстовку, висящую на её плечах, словно на вешалке — не картина, а просто бомба мгновенного действия для местных сплетников, которая вот-вот рванёт. Но Фокс не приближается к ней больше ни на миллиметр, а полотенце на его влажных бёдрах держится уже разве что на честном слове, и Юна, отворачиваясь, очень надеется, что это слово будет достаточно крепким, чтобы выдержать Брина до раздевалки, потому что сейчас ещё более неловкая ситуация просто была бы лишней… 
Чужие тёплые ладони соскальзывают с её запястий, и Ривз остаётся одна, сжимая в кулаке силиконовый ремешок чужого токена, вздрагивает плечами, беззвучно проглатывая слёзы. Она не достойна даже того, чтобы он её обнял? Ривз уродливо и широко кривит губы, подавляя тихие всхлипы рыданий, вырывающихся против воли из её груди. Она и правда думала, что помогла ему, что что-то изменилось в лучшую сторону, что Брин… он… что он хотя бы даст ей шанс познакомиться с ним поближе, доверится ей немного, что это всё произошедшее в тот вечер в доме семьи Брин вообще имело хоть какой-то смысл. Она скучает по Плэйгу, она правда скучает, прекрасно зная, что после разоблачения их личностей как раньше уже ничего не будет – переписки в интернете и общение в виаре вдруг разом потеряли эту анонимность, эту степень доверия, державшуюся между ними годами.
Но они ведь могли бы хотя бы попытаться…
Но это не главная проблема.
Юна не в порядке, она не в порядке каждый раз, когда оказывается с ним рядом. Это не похоже на привычный уже страх жертвы, это даже не близко с желанием первокурсниц быть спасённой «Принцем Фоксом», она просто… просто хочет, чтобы он не уходил, потому что всё, что она чувствует, когда он исчезает из её палаты в больнице, считая, что так будет лучше, из гостиной, где расположилось фортепиано в особняке Бринов, из личного чата с её близким другом из игры, не обновлявшегося с того дня, как это всё раскрылось – это пустота, и это больно. Ей от этой вакуумной дыры внутри так тяжело, что Ривз готова закричать. И все её холодные фразы, которыми она его отшивает, ничего не значат, это лишь маска, защищающая от этого ужасного, отвратительного мира, пытающегося её сломать, это та самая идеальная, ледяная и выдуманная ей самой Юна, которой она хотела бы быть, и уж кому как не Брину это теперь знать.
Она может уехать отсюда по одной лишь команде для Эльзы. Отправиться домой, где её больше никто не тронет, где спокойно и безопасно, где никто не войдёт в её комнату без разрешения и не увидит её слёз. Но Юна стоит на том же самом месте, на котором Фокс её оставил, вытирая влажные солёные дорожки с щёк рукавом чужой толстовки и ждёт его.
Брин замечает её издалека, почти не удивляется. Она должна была поехать домой, но решила ждать его. Это её выбор. Разве это не глупость? Фокс говорит о творческом задании, как будто его это сейчас волнует больше, чем даже Юну. Как она вообще сейчас должна думать о задании по истории?
Дело не в парах миссис Байден, не в чёртовом докладе, который стал внезапным поводом им объединиться хотя бы ненадолго. Она могла бы сделать его сама, как это обычно бывает, когда Ривз работает в команде, и её группа не справляется. Ей же просто захотелось, чтобы Брин хотя бы немного времени ещё провёл с ней, пусть даже по такому дурацкому поводу, как творческое задание. И это правда, сколько бы Юна ни пыталась убедить себя в обратном. Она просто эгоистично желала хотя бы немного его времени за пределами влияния Агаты и тупых дружков Брина, готовых растерзать её ему в утеху.
Она глупая.
Она ведёт себя как будто всё это хоть что-то значит. Как будто она умнее всех, а в итоге просто ощущает себя дурой. Идиоткой, которая ищет встречи с тем, кого всё это время до дрожи в коленках боялась. Пока он ведёт её на парковку, придерживая за слишком длинный рукав собственной верхней одежды, Ривз не знает, что сказать. Ей нужно к психотерапевту с этой проблемой, а не ехать сейчас в квартиру к Фоксу. Юне, которая в обычном состоянии дралась бы за то, чтобы направиться только домой прямым рейсом без остановок, сейчас почти всё равно, куда они поедут, даже если просто будут сидеть в его аэрокаре весь остаток вечера и молчать.
— Ты связался с Дэми? О… хорошо, — Ривз кивает, едва заметно хмурясь, пряча ладони в рукавах — больше никому не сообщай, ладно? я тебе верю. У меня не такая высокая самооценка, чтобы думать, что Фокс Брин, мистер «мечта всех первокурсниц», будет приставать к такой как я, и мы уже… оставались наедине в отеле, — Юна прижимается лбом к стеклу аэрокара, провожая взглядом идеально выстриженные газоны первого дистрикта, повторяет снова, будто ставя точку в обсуждении целей этой поездки, — я тебе верю.
И это правда. Брин не делал ей ничего плохого, когда они оставались наедине, Фокс более опасен в толпе, когда есть зрители, потому что быть королём школы — это его роль, которую на публику он играет очень удачно. Она, в отличии и Брина, в своей роли не так хороша.
Ривз сцепляет руки в замок, опускает их на колени, прикрытые шерстяной юбкой.  Мама связала её Юне на прошлую зиму — красивая удобная юбка по колено. Она помнит, как Фокс после новогодних каникул спросил, на какой распродаже Ривз её взяла. Она помнит, как разозлил её тогда этот дурацкий вопрос. Брин ничего не понимает и не понимал никогда, его слова ранят её сильнее всего, но почему-то она всё равно едет с ним. Прямо к нему домой. Это странно. Это необдуманно и глупо. И Юне всё равно.
— Я живу в доме с двумя братьями, и ни одному из них не достался папин ген аккуратности, уж я-то знаю, что такое бардак. – Ривз даже пытается пошутить в этом застывшем, словно желе, напряжении, — но, знаешь, я бы вряд ли удивилась даже если бы в твоей квартире нашлась мёртвая проститутка.
— Именно для того, чтобы никто не нашёл в комнатах убитых проституток, и существует гостевой протокол, — радостно сообщает Эльза, поддерживая беседу, и Юна едва заметно улыбается. Кажется, юмор у этого ИИ при общении с Фоксом просто чернее ночи.

В квартире Брина пусто и стерильно, словно в музее, но пахнет действительно лавандой, как Фокс и обещал.
— Очень уютно, - довольно фальшиво, но вежливо тянет Юна, боясь обидеть, мельком заглядывая в комнату, хотя ощущение такое, что мебель из квартиры вынесли грабители. Выгрузили и похитили, а потом, конечно, до блеска отчистили все оставшиеся поверхности, которые прикручены к полу, — твоя комната в доме Бринов выглядела более… живой… тут зато есть место, чтобы играть в ви…
Юне не больно от того, что лопатки уткнулись в стену. Ей должно было быть больно, потому что Ривз чувствует, что ударилась, но она ничего не ощущает. Только Брина, его голову, уткнувшуюся ей под рёбра, его руки, сжимающие её талию.
— ар… чт-что ты…
Фокс стоит перед ней на коленях, и она впервые в жизни видит его таким. Это слово вообще не подходит Брину, но она видит его беззащитным... он прижимается к ней, наверняка слышит, как предательски быстро колотится её сердце, не может не слышать, оно такое громкое из-за того, что он просто прикоснулся к ней.
Брин держит её крепко, если бы не стена за спиной, на которую она наваливается, Юна бы уже упала на пол от того, как сильно он тянет её к себе.
— Фокс… не надо… пожалуйста… - в первую секунду его напористость её даже пугает, Ривз замирает, словно загнанный в угол зверёк, мечась взглядом то на него, то на входную дверь, а затем вдруг застывает каменной статуей, не в силах даже пошевелиться.
Его слова как осколки, застрявшие в глубоких порезах, уже зарубцевавшиеся, теперь навсегда с ней. Они уже пообещали, что не будут больше ранить друг друга, и после этого обещания всё стремительно стало вдруг намного хуже. Ей было только больнее от того, что Брин был с ней добр, подпустил её к себе, а потом снова оттолкнул и пошёл к Агате… разве это справедливо?
Он же может быть хорошим, почему не с ней?
Почему не с Юной?
Ей хочется рыдать от этих повисших в воздухе «прости», повторяющихся словно молитва. Что он хочет ей объяснить? Хорошо... хорошо, ладно, пусть объяснит.
— мы уже… обсуждали… я не хотела… я не хотела, чтобы всё было так… — Юна тихо всхлипывает, осознавая, что не доплакала своё в спортивном корпусе, и какое-то количество слёз, льющихся сейчас из глаз, у неё всё ещё осталось. Идеальная Юна в её представлении не плачет на людях, не давая никому даже малейшей надежды, что её хоть как-то всё задевает... настоящая Юна из реальной жизни больше не может сдерживаться, — ты отнёсся ко мне по-доброму, единственный среди сотен человек, и я… я правда думала, что мы сможем хотя бы общаться, ты был… первым человеком, которого я запомнила в тот день, почему ты так со мной поступил? Что плохого… что плохого я тебе сделала, скажи?
Она замолкает, захлёбываясь в своей булькающей в горле истерике. Ривз безвольно опускает ладони на чужие плечи в поисках дополнительной опоры.
— За что ты так поступил со мной? Это было так обидно… именно от тебя… ты мог просто отказаться отвечать, а вместо этого выставил меня идиоткой… за что? Потому что я отличаюсь от тебя? Потому что не вписываюсь в твою компанию? Почему ты решил, что будешь ломать меня? Мы... могли стать друзьями… мы могли просто разойтись в разные стороны и больше никогда не увидеться… почему ты решил, что издеваться надо мной – это весело? Ты ведь мне и правда понравился тогда, и я думала, что ты хороший, потому что тебе не было плевать, в отличии от всех остальных.
Где-то в параллельной вселенной всё случилось по-другому. Какой-то другой первокурсник Фокс Брин пригласил эту другую первокурсницу Юну Ривз на ужин, и они были счастливы всё это время, а потом поженились, жили долго, а когда им всё надоело, то умерли в один день. Конец. Но это была другая история. Без этой бесконечной боли, застрявшей между рёбрами раскалённым прутом.
У Юны трясутся руки. Словно в припадке, она вдруг сжимает плечи Фокса так сильно, что, наверное, своими ногтями оставляет на чужой коже острые лунки царапин, а потом обхватывает его, обнимая, запуская пальцы в его волосы, ощущая чужое дыхание на своих дрожащих рёбрах даже сквозь одежду. Они столько наделали чёртовых глупостей, что им было бы куда проще больше и правда никогда не видеться. Проще, чем попытаться разгрести все эти недомолвки за раз.
— я пыталась тебя ненавидеть, я правда старалась, - шепчет она горячо и тихо, гладя Фокса по волосам, — к тебе будто бы так просто испытывать ненависть – «самовлюблённый придурок, который меня презирает»… - Юна улыбается сквозь слёзы, цитируя собственные слова, которыми характеризовала Брина несколько лет подряд, — но я не смогла… я простила тебя очень давно, Фокс, за всё что было и будет, и у меня не получилось ненавидеть тебя… а потом ты спас меня, подпустил ближе… сделал крутой вираж как на горках... знаешь... - Юна на секунду замолкает, понижает голос почти до шёпота, — знаешь, если это была игра, то я, кажется, проиграла. Это же так работает?
Проигрывает ведь всегда тот, кто влюбляется первым?
Ривз стирает солоноватые горячие дорожки слез со своих щёк, признавая эту правду. Она проиграла. Как те влюблённые в него девчонки, которых она всё это время считала тупыми, а в итоге недалеко от них ушла. Только ей хуже, ей куда тяжелее мириться с этим, ведь Ривз знает Фокса другим. Юна не просто придумала его идеальный образ себе, она знает, каким он может быть настоящим и тёплым...
И абсолютно не понимает, что делать со всеми этими чувствами. Она пыталась их оттолкнуть от себя, но они догоняют её волной, накрывают, заставляют захлёбываться в её потребности, в слезах, в этой боли, с которой она теперь смотрит на Фокса, в этой зависти к тем, другим, которых он подпустил ближе. Что ей делать со всем этим? А с похороненным доверием к другу по имени Плэйг? Она не может всё отменить, как бы ни старалась, она правда не может.
Руки Брина сжимают её теперь не так сильно, и Ривз инстинктивно отступает вбок, отпускает его, бросается к двери, словно хочет убежать из этой квартиры и оставить своё признание, свою боль при себе, слышит, как Фокс поднимается с пола и вдруг фарфоровой куклой застывает на половине пути до спасительного выхода.
Она не для этого сюда приехала, не для того, чтобы его оставить.
— поцелуй меня, - в звенящей тишине её шёпот звучит оглушительно. Юна оборачивается, дышит глубоко и быстро, словно в коридоре не хватает кислорода. Ей даже не страшно от этих слов, не стыдно от чуть надрывной интонации, с которой эта абсолютно однозначная просьба срывается.
Ривз знает, что хочет этого, впервые с того самого момента их случайной близости в библиотеке осознаёт чётко и отчаянно, уже не обманывая себя: она этого хочет. Прямо сейчас, прямо здесь. Она точно сошла с ума, если вдруг решила, что довериться Фоксу — отличная идея, но Ривз не может ничего с собой поделать.
Как же это нелепо, если разобраться, что среди десятков возможных кандидатов она влюбилась в того, кого должна ненавидеть. Хотела бы, но не может… это похоже на помешательство, когда она смотрит на его губы, когда ощущает Фокса так близко, до опасного близко, но не отыскивает в себе своего вечного страха перед Брином. Она никогда не знала этого чувства, пропитывающего её полностью, застывшего в каждой клеточке тела, замершего на пересохших от волнения губах вместе с последним произнесённым слогом этой просьбы, сжигающей её так сильно.
Всё, что она знает наверняка — это должен быть он, никто другой. Ни под каким другим взглядом она не рассыпается на тысячу осколков, никого другого она даже не может представить на этом месте. Юне на мгновение кажется, что, если Фокс этого не сделает, то она просто умрёт, сгорит от пламени, что жжёт сейчас внутри, она точно сломается. Он разрушит её тоже, когда прикоснётся, Ривз знает это, она чувствует это, но желает этой близости сейчас больше чего бы то ни было в этой жизни, даже если треснет по швам, даже если осыпется прахом.
Когда-то она видела, как Фокс целовался с Милли в коридоре университета, прижимая её к стене как свою собственность. Это было слишком давно, наверное, на первом курсе, и Юна взглядом зацепила этот поцелуй лишь мельком и совершенно случайно, не испытав по этому поводу ничего, кроме удивления, как такое себе позволяет кто-то в священных стенах их альма матер, но сейчас она завидует Милли, завидует Агате и всем, кому он позволял себя касаться когда-то. Всем, кого он прижимал к себе, на кого смотрел таким же взглядом, как на неё сейчас. Если он смотрит так на них всех тоже, то Юна может понять этих ревущих девочек, не желающих мириться тем, что он им не принадлежит. Ей впервые не страшно от того, что может случиться потом. Она, кажется, помешалась окончательно.
— пожалуйста, - и это наверняка звучит неоправданно пошло в сочетании с приоткрытыми губами, быстрыми глубокими вдохами и пылающими щеками. Ей хочется, чтобы он поцеловал её сильнее, чем Милли, нежнее, чем Агату, по-настоящему, по-взрослому, не делая скидок на то, что она по всем его меркам определенно точно хорошая девочка.
Эта просьба — ее последний шаг после занесения ноги над пропастью, Юна видит особенно ясно, что Фокс себя тоже едва ли контролирует в эту секунду, готовый сорваться в любое мгновение, словно только ожидая сигнала, и Ривз фактически взмахивает как клетчатым флажком своим почти умоляющим «пожалуйста». Он уже делал это, когда пытался её спасти у бассейна, сейчас он спасает её тоже, только от самой себя, и эта битва для Ривз никогда не перестанет быть актуальной.
Чужие глаза, приближаясь, становятся мутными, превращаются цветом в подтаявший лёд, выглядят словно пьяными, на грани с одержимостью, в которую Юна шагает не раздумывая. У нее такой же безумный взгляд сейчас? Наверняка, но какая разница? Ривз вздрагивает, опускает ресницы, прикрывая глаза, ощущая, как дыхание Фокса обжигает её губы так близко. Кожа там, где он касается ее ладонями, покрывается мурашками, словно застывая, впитывает его прикосновения. Он пахнет не как в первый раз, когда был так же близко, и не как толстовка, в которую он её укутал. Вместо запаха сигарет и парфюма – свежий гель для душа, который есть наверняка у каждого мужчины в этом городе, но на Брине ощущающийся совсем не так, и Ривз хочется зарыться носом в его волосы, прикасаться к нему и не отпускать.
А потом все мысли исчезают, и остаётся только Фокс Брин.
Юна застывает, растворяется. Его поцелуй не похож ни на что другое, что она когда-то переживала, только на него, на Фокса. Чуть порывистый, горячий, стягивающий её внутренности в тугой ком тянущим чувством под рёбрами там, где лежала его голова чуть раньше, когда она уже всё для себя решила. Это не похоже на фильмы, на старые диснеевские мультики, в которых все поют, на рассказы девчонок об их первых поцелуях. Ей не хочется дышать, не хочется думать, двигаться, Ривз боится пошевелиться, лишь бы это не заканчивалось, и его губы оставались на её губах. Его поцелуй как лихорадка, как полубредовое состояние перед сном — смешанные мысли и чувства, и её словно контузило, а в уши залилась вода — она даже не слышит его дыхания, просто чувствует. Юна дрожит, запуская пальцы в чужие волосы, очерчивая ладонями острую линию подбородка Фокса Брина. Ощущать его. Ощущать его. Ощущать. его.
Есть нездоровая ирония в том, что она доверяет единственному человеку, который может сделать ей по-настоящему больно, уничтожить её, стоит ему только захотеть. Юна никогда не замечала в себе никакого желания играть с огнём, но Фокс – это что-то другое, что-то за гранью её рациональности.
Она могла бы пойти простым и понятным путём, выбрать Итана там, рядом с бассейном, выслушать его, уйти с ним за ручку с той вечеринки. С ним всё в жизни было бы блекло, вымученно-мило, но абсолютно безопасно. Её сердце не колотилось бы как безумное от хлынувших в кровь эмоций и адреналина превратившегося в порхающих в животе бабочек, как когда Брин сжимает её, прижимает к стене. С Итаном было бы уютно и спокойно. Он понравился бы родителям с первого взгляда и не пришлось бы надрывающимся от волнения голосом просить его о поцелуе. Он выбрал бы самое заезжено-романтическое место и время, спросил бы, всё ли в порядке, комфортно ли ей с ним, делает ли он всё правильно. Юне нравится Итан, правда нравится, как человек, как друг, как этот самый безопасный вариант в качестве тихой гавани, как противоположность Фокса. Но она не любит Итана. Совсем. Итан не вызывает в ней и тысячной доли того, что вспыхивает лишь от одного взгляда на Фокса. Итан бы не посмел прикасаться к ней так, как прикасается сейчас главный плохиш университета. Итану она и не позволила бы это сделать. К чёрту Итана… она не о нём сейчас думает, а о Фоксе. Всегда только о Фоксе, с той минуты, как он схватил её за плечи на той встрече для первокурсников, не давая упасть. У неё не было никаких шансов, сколько бы Юна себя ни убеждала, как бы ни пыталась включить голову рассуждая рационально, уверяя себя в том, что не стоит даже думать об этом, ведь она точно обожжётся. Мотыльки, влетевшие в языки пламени, наказывают себя сами...
А потом, с того момента в библиотеке она думала о нём по-другому. О его губах, почти прикоснувшихся к ней, о его руках, сжимающих её плечи, о его груди, быстро вздымающейся под её пальцами. по-другому…
Брин так близко к её коже ощущается как безумие, как свободное падение со свистом в ушах. Так же непредсказуемо, как авария. Их будто вдруг выбросило в автомобиле на встречную полосу, и ее кости вот-вот будут перемолоты в фарш, но перед этим с ней останется прекрасное ощущение полета. Ей кажется, что для счастья хватит этих нескольких мгновений, пары секунд обжигающей радости от встречи Икара с солнцем. Она разобьётся о скалы — это просто очевидно, она так боялась этого, боялась реветь в этой раздевалке, которая в её голове похожа на усыпальницу отношений и любовных грёз. Плакать из-за него... но она и так каждую минуту готова из-за него зарыдать. Какая разница? Какой в этом смысл?
Её обязательно вытряхнет из чувства безопасности, размажет по асфальту со всей силы, ведь он нарушит обещание и сделает больно… это произойдёт неизбежно, это же Фокс Брин, главный мудак университета, но Ривз сейчас этой боли не боится. Фокс, проводящий языком по ровной линии её зубов, ощущается как отсутствие дна под ногами, как падение в бассейн, только теперь добровольное.
Фокс… Она точно свихнулась, верно?
Юне почти физически больно, когда Брин чуть отстраняется, словно с неё сорвали кислородную маску быстро и резко, оставляя ощущение, что он ей нужен. Может быть это даже его очередная уловка. Всё равно. Ей плевать сейчас на всё это. Она распахивает глаза, тяжело прерывисто дышит, хватая ртом воздух, будто пытаясь успокоиться, дрожащей рукой соскальзывает с его шеи на грудь, сжимая пальцами футболку, словно опасаясь, что он сейчас уйдёт или растворится в воздухе, если Юна его отпустит. Только не сейчас...
— ещё, - просит Ривз почти жалобно и видит в его глазах то же самое безумие, которое ощущает под собственными рёбрами, словно смотрит в отражение своих чувств. Она снова просит его. О, если бы кто-то услышал сейчас, каким голосом главная недотрога университета почти умоляет Фокса Брина снова поцеловать её, чтобы её сердце опять невольно замерло, а время остановилось — никто бы не поверил. Она бы никогда не поверила сама, если бы не произносила это сейчас вслух... Её голос дрожит не от холода, и Фокс знает это, наверняка видел такие глаза множество раз, она же не особенная среди таких же сдавшихся ему в плен дурочек, но ей вдруг абсолютно плевать на весь этот его гарем за его плечами.
Она проиграла и больше не может сражаться.

Каждое ее слово вонзается острой иглой в сознание, каждое слово бьет ровно в центр той мишени, куда он поместил свое сердце. Он согласен с каждым обвинением, он признает свою вину целиком и полностью. Все, что он может сказать в ответ, умирает внутри, и лишь руки сжимают Юну сильнее.
Она нужна ему черт побери, нужна. Он до этого момента даже не представлял, насколько сильно любит её, насколько сильно хочет защитить от самого себя же, насколько сильно желает быть рядом и утопать во взгляде самых прекрасных глаз на свете.
Её прощение — это все, о чем он не мог и мечтать, но почему ему кажется, что он отравит и это. И все же он… он готов на всё, лишь бы она не ушла, лишь бы остановилась у двери.
— Я самовлюбленный придурок, ты права, — с усталой усмешкой произносит Фокс. — Тот самый придурок, влюбившийся в девчонку с экологического факультета, которая верит, что можно спасти что-то за пределами купола. Издеваться над тобой совсем не весело, но так я мог бы оградить тебя от этого самого “самовлюбленного придурка”, который непременно все испортит. Я хотел, чтобы ты меня ненавидела и никогда ко мне не подходила. Просчет был в том, что это я всегда оказывался рядом. И я этого хотел сам.
Фокс смотрит на Юну, готовый сорваться и удержать. Она простила его, простила давно, по её словам, но он не может быть к самому себе настолько добрым. И все же, вот она, та самая любовь, которую он пытался отравить в собственном сердце, и он, поверженный, тянется к её спасительному источнику.
Глаза застилает туманом, когда она просит её поцеловать. Все, о чем он мечтал под покровом ночи, о чем думал, если взгляд касался её губ, чего жаждал в той библиотеке, — это иметь возможность поцеловать ту, что любит. Просто возможность, а не слышать просьбу. Звучит глупо, но он даже рад. Он бы не позволил себе прикоснуться к ней без её разрешения, не позволил бы обидеть так.
Юна для Фокса нечто священное, нечто божественное и невесомое. В этот самый миг он готов поклоняться ей, что готов признаться, что одно её слово, и он готов пойти на что угодно — убийство, уйти за стену, выйти из окна — не важно. Прямо здесь и сейчас он словно раб её слов, её воли и желания. Он не слышит надрывные нотки в голосе Юны лишь потому, что они вторят его собственным. Он бы просил сам, если бы не боялся сделать больно.
Он и сейчас боится, но как будто это уже не так опасно. Они хотят этого оба, между ними лишь какие-то пара метров, какой-то воздух, который не имеет никакого значения. Который в итоге все равно будет сожжен. Важны лишь их желания, а все, чего они сейчас хотят — это быть вместе.

В каждом его вдохе её имя живет.

Фокс пробирается к Юне сквозь застывший воздух, касается подушечками пальцев её нежной кожи, замирает лишь на мгновение, чтобы обжечь собственные губы первым прикосновением. Он шумно тянет ноздрями воздух, словно тот, что был в легких куда-то исчез, целует жарко, напористо, словно застрявший в пустыне человек, нашедший самый настоящий оазис.
Её нежные губы, её бешено бьющееся сердце, её аромат каких-то свежих полевых цветов, которых он не видел толком никогда, но читал. Она сама в его руках как тот самый хрупкий, нежный и невероятно красивый цветок.
Испытывал ли он желание целовать кого-то вечно? Нравилось ли ему раньше, с другими? Это не имеет значения. Такой мысли в этот момент даже не возникает, каждая, что была до, не стоит и пыли из-под обуви Юны. В их поцелуях, стонах, движениях не было ничего, что Фокс не сравнил бы с простой зарядкой. Юну же сравнивать нельзя даже с богами, она превосходит их во всем для Фокса.
Безумие охватывает Брина и он с трудом улавливает момент, в который нужно замедлиться, остановиться. Юна подошла к нему слишком близко, она протянула руку опасному зверю, который не знает жалости.
Он не может себе позволить сделать ей больно, даже если она попросит. Особенно если она попросит.
Как было бы просто, если бы он шел по пути, зашитом в сотнях лет обучения людей в университетах. Всегда — популярные с популярными, прочие — с прочими. Исключения — лишь сказки на вечерних сеансах, в которые верят мечтатели. Никогда не показывают, что происходит после финального поцелуя, как быстро монстр уничтожит наивное создание?
Фокс бы мог просто встречаться с Кристи, Милли или Агатой, как разница, и не ломать жизнь никому, кроме себя. Но сам того не желая, оказался истинным сыном своего отца, выбрав любовь против правил.

Титаническое усилие над собой, пока рука не забралась под рубашку. Фоксу тяжело дается отступление, он словно с корнем вырывает собственное сердце, но он не позволит монстру победить, не позволит. Юна заслуживает совсем иного отношения, трепетного и нежного.
Её рука скользит вниз, Фокс закусывает собственную губу. Яркий металлический привкус окрашивает вкусовые ощущения, но боли он не чувствует. Знала бы она, насколько ему тяжело, но как он хочет уберечь её от собственных желаний. Юна держит его за футболку, но он никуда не собирается уходить. Этого его квартира, это ей стоило бы сбежать.
Брин проводит большим пальцем по слегка припухшей нижней губе Юны и улыбается. Не скалясь в очередной своей тупой подколке, а искренне. Прикасается лбом к её лбу и медленно выдыхает, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце. Как будто это вообще возможно.
— Юна, — медленно, на выдохе произносит Фокс, дрожащими руками прикасаясь к мягкой коже. Заглядывает в потемневшие глаза и утопает в них снова.
Сколько раз ему снилось, что он может себе позволить держать её в своих руках, целовать, прикасаться и не бояться ничего? Сколько ночей он жалел, что проснулся? Ему не нужны те, чьи имена он вспоминает лишь тогда, когда они напишут в дмесс, ему нужна та, чье имя он произносит в бреду, во сне, наяву.
Фокс не знает, что ей сказать, как объяснить ей, что чувствует. Это рвет его изнутри, сбрасывает с огромной высоты, словно тревожная нарастающая мелодия внутри с классическими нежными переливами, которая вот-вот должна выйти к кульминации, но пока продолжает держать нервы в напряжении. Как объяснить словами то, что он не может оформить даже во внятные образы внутри собственной головы?
Он может лишь чувствовать. Чувствовать как притягивает Юну к себе сильнее, мнет её одежду собственными пальцами, целует так, словно это первый раз, словно вкус её губ ему совершенно незнаком. Запускает пальцы в её длинные кудрявые волосы, нежно касается затылка, вызывая мириады мурашек, бегущих по телу. Этот поцелуй медленнее, тягучее, словно патока. Рука опускается ниже, на талию. Шершавые подушечки пальцев проскальзывают по коже под рубашку, касаются изгиба талии.
Фокс целует самый краешек губ, мгновение — и прикасается к тонкой коже шеи, проводит языком по выступающему рисунку вен. Манящая и такая близкая, Фокс теряет контроль всего на какое-то мгновение по ощущениям, но успевает разорвать связь с Юной всего на секунду, чтобы избавиться от собственной футболки, и снова прильнуть к её губам, прижать в стене и ловко начать освобождать одну пуговку её рубашки за другой. Её прикосновения к его коже обжигают так, что хочется рычать в ответ.
Она не сравнима даже с наркотиком, действие которого временное. Она влияет на Фокса уже слишком давно, но эффект от того, что он к ней соприкоснулся, будет схожим. Его в итоге сломает, он натворит ошибок, которых не сможет исправить, он уничтожит себя и все вокруг, всё, что ему дорого. И Юну тоже.
Осознание этого разбивает реальность красной молнией. Он не готов её потерять, не так, не сейчас. Фокс останавливается, замирает в миллиметре от тканевой полоски её нижнего белья, в мгновении от прикосновения к разгоряченной коже.
— Юна… — сбивчивое дыхание не так просто выровнять. — Пожалуйста.
Просит уже Фокс, умоляет как тот, который не властвует собой, как тот, чья воля будет подавлена одним её словом. Он просит дать ему шанс не быть мразью хотя бы раз, дать шанс поступить правильно.
Брин отстраняется от Юны, но он все еще слишком близко. Фокс заглядывает ей в глаза, проводит рукой по волосам, целует в лоб как ту, которую безмерно любит и не хочет обидеть.
— Это не игра, в которой кто-то делает ставки. Как там делают в старых фильмах? Нужно переспать с хорошей девочкой, чтобы опозорить её потом на весь университет? Я не играю, Юна, — повторяет Фокс. — Я люблю тебя.
Он прижимает Юну к себе, сильно, но в то же время аккуратно, чтобы не раздавить хрупкий полевой цветок в своих грубых попытках прикоснуться к чему-то по-настоящему красивому.
— Я не хочу сделать тебе больно. Не хочу, чтобы ты считала, что проиграла мне. Не хочу этих идиотских сравнений с каким-то несчастным соревнованием. Я не сделаю тебя счастливой, пойми, но если ты дашь мне шанс, то я попытаюсь.
Ему, наверное, никогда не объяснить ей, что с ним не так. Почему он ведет себя именно так. Он не может объяснить это даже себе, он просто чувствует, что не способен принести счастья никому, особенно тому, кто этого действительно заслуживает.
Фокс Брин — фикция, что-то сломанное, бракованное, не существующее. Его мать репликант, его отец фактически преступник. Фокс не знает, кто он на самом деле, почему всегда сопротивляется собственной семье, не пытается стать частью чужой сказки. Именно, он чужой даже для самого себя. Такие люди не способны дарить тепло, радость и вызывать у людей что-то, кроме самых низменных и отрицательных чувств. Но он впервые хочет попытаться, хочет поверить, что такое возможно.

Может он тоже достоин чего-то большего, чем просто существовать?

- У нас есть… ого, не так уж много времени. Я обещал, что машина отвезет тебя домой, и я выполню своё обещание. Всё-таки проект? — не до конца одетый Фокс смеется. Он прекрасно понимает, что никто и никаким проектом сейчас заниматься не будет. Просто не до этого.
Фокс думает о мириаде вещей одновременно. Что сейчас делать? Предложить все-таки остаться? Но это будет равносильно его проигрышу. Чай? Кофе? Что-то покрепче? Что обычно делают в таких ситуациях?
Никогда раньше у Брина не возникало подобных вопросов. Никогда раньше он не заботился о тех, кого приводил домой или к кому приходил сам. Ему было плевать, а им хватало наглости взять то, что хотели сами. Но Юна совсем другая, она на другом уровне, на том, в котором бойкий Плейг с отсутствием инстинкта самосохранения, теряет разум, когда видит, что его саппорт в опасности, на том, в котором главный плохиш университета, чувствует смущение, оставшись с девушкой наедине.
Толстовка, отброшенная в сторону, цепляет взгляд. Он даже не помнит, как и когда успел снять её с Юны, настолько он хотел её просто прикоснуться, настолько обозначить своей, что мог перейти грань и даже не заметить. От этого ему противно. Этого он боится.
— Я не хочу сделать тебе по-настоящему больно, — повторяет Фокс, пока проводит пальцами по нежной коже Юны, пока смотри не отрываясь в её темные глаза, ловит чужое дыхание. - И никогда не хотел. Я просто хотел, чтобы ты была в безопасности, а это, увы, не рядом со мной. Но теперь… Я не смогу тебя отпустить, Юна, просто не смогу. Кто тут из нас ещё проиграл.
Он бы горько усмехнулся, опустил взгляд, но оторваться от блеска глаз девушки, которую он держит в руках, просто невозможно.
— Ты можешь уйти прямо сейчас, Эльза отвезет тебя. И мы забудем всё, что тут произошло. Я клянусь, что об этом никто не узнает и я никогда не заговорю об этом вслух. Мы будем делать вид, что не знакомы. Но я прошу тебя остаться ещё на этот час, который я обещал сам себе. Остаться на час, а после — со мной.
Звучит как клятва, как предложение, для которого ему бы стоять перед ней на коленях, и разве не он встал на них чуть раньше? Тогда он просил ещё шанс, сейчас просит нечто большее — поверить в него, остаться и перестать бояться.
Сам он уже не сможет отказаться от Юны, он трусливо оставляет это право за ней.
Брин, сложно завороженный, касается спины Юны, проводить пальцами от поясницы выше по позвоночнику, зарывается руками в волосы и снова целует её, жадно, пока она не сказала “нет”, пока не решила, что это все просто ошибка.
— Станешь девушкой самовлюбленного придурка? — сбив дыхание, шепчет он ей на ухо. Не отпускает, держит в своих руках, не как будто, а потому что совершенно точно не хочет отпустить. Ему впервые кажется, что все может пойти так, как надо.

Надеялся ли Фокс, что она согласится? Врать себе больше нет смысла и убеждать себя, что нет, тоже. Он не просто надеялся, он страстно желал, тянулся к этому “да” так сильно как мог себе позволить. Ему это “да” снилось каждую ночь где-то на подкорке, красной нитью прошивало его мечты.

Каждое прикосновение к Юне отдает разрядом электричества, сжигает подушечки пальцев и никто больше не опознает в этом безумце Фокса Брина, резко отвечающего Юне Ривз и желающего ей сходить на её курсы благородных девиц, а не маячить у него перед глазами. Ему кажется, что он вырывает это “да” против воли, ломает Юну своим напором и поцелуями, но остановиться не в его власти. Возможно позже ему будет плохо от того, что он сделал, но его воля сломана не в меньшей степени.

— Как к своей девушке? — Фокс прячет ухмылку в прикосновениях к губам Юны. —  Поздновато для такой просьбы, я всегда прикасался к тебе как к своей.

Скользнувшая на пол блузка не оставляет Фоксу шанса отступить. Он ведь когда-то был разумным, верно? Когда-то поступал правильно? Когда-то мог бы понять, что Юна может быть ещё в том состоянии, когда не отдает отчет своим действиям. Проблема только в том, что Фокс и сам уже не уверен, что полностью управляет собой.

Прозрачный материал её лифа, тонкое кружево из цветов приятно удивляет. Ему по большому счёту все равно, какое белье носит Юна, будучи его девушкой, она в нём долго не задержится, но все же он себе представлял, что под всеми этими форменными блузками, вязаными жилетами и кардиганами скрывается нечто максимально простое и безвкусное. Вряд ли Юна предполагала, что сегодняшний вечер закончится так, вряд ли готовилась к свиданию, иначе бы не предлагала начать готовить проект, а это значит, что Юна сильно себя недооценивает, если имеет такой вкус в белье.

Шершавыми подушечками пальцев Фокс проводит по бретельке на плече, спускает её вниз. Останавливаться слишком поздно, слишком. Прикасается к груди, аккуратно, словно завороженный, задевает самую чувствительную зону, слыша в подтверждение глахо стон.

Каждое её прикосновение его опьяняет, заставляет проваливаться куда-то во тьму, желать снять с неё остатки одежды здесь и сейчас. Брин уверен, что ничего подобного не испытывал ни с кем раньше. Тупой механический секс, физкультура для грешников — все, чем он занимался. Он даже не помнит, какое у них было белье, выкус губ или затапливало ли их глаза безумием. Ему было все равно. Всегда.

Юна другая. Всегда такой была. Поцелуи, в которых чувствуется неуверенность, в опасной дозировке смешанная с желанием, топят в своей сладости остатки разума, но Фокс не сдается. Он чувствует, что Ривз не из тех, кто силен в сексе, он уверен в этом.

За секунду до того, как подхватить Юну на руки и окончательно потеряться в завитках её волос, глубине темных глаз и забть, что существует мир, помимо них двоих, Брин успевает послать команду Эльзе.

Он все-таки обещал Ривзу, что привезет его сестру обратно. Келси сгладит ожидание, Фокс уверен. А вот в том, что он вернёт свою хорошую девочку сегодня домой — совершенно нет.

“Активирован протокол “Закрытая квартира” — получает на токен Келси. Какая ещё “закрытая квартира”? — думает Брин, пока вспоминает названия всех протоколов, которые они в средней школе ввели с Фоксом. Тогда это казалось очень правильным, потому что объяснять Фоксу, что к ней нельзя входить, потому что она целуется с мальчиком (по факту училась с Ричи), слишком долго. Брат тупой, он не поймет, поэтому закрытая комната… Черт, побери, закрытая комната!

Келс хватает токен, падая с собственной кровати, в такой спешке, словно от каждой потраченной секунды зависит чья-то жизнь. И ей, конечно, не плевать на жизнь Фокса, но она больше хочет поделиться с Дэми, чем спасать брата.

— Плачу сколько угодно, если ты сейчас свою шикарную задницу развернешь до алкогольного, а потом ко мне. Мы празднуем, Дэми, и точно в квартиру Фокса ни ногой. И родителям там скажи, что Юна тоже у меня.

А потом как вместо чего-то адекватного Келси выдает просто ультразвуковой писк. Потому что она точно знает, что такое протокол “закрытая квартира”, хоть сама в жизни никогда его и не применяла по прямому назначению.
Приятное чувство тонких ног, обвивающих его торс и почти невесомой Юны. Быстрый путь до спальни. Свет, реагирующий на движение, приглушенный, чтобы тенями дарить каждому очертанию больше загадочности, больше желания изучить самостоятельно.

Фокс аккуратно кладёт Юну на кровать, нависает тенью, упираясь в мягкие пружины матраса. Вдавливая своим телом в кровать, Фокс уже не позволит ей выбраться, но ей не должно быть страшно. Он не хочет, сделать ей больно, совсем наоборот.

Невесомыми, легкими движениями он очерчивает её лицо, её губы, которые ловят каждое прикосновение словно воздух в то время, когда сам Фокс готов задохнуться от красоты этого вечера, часа, мгновения. Юна выгибается ему навстречу, и Брину слишком сложно сдержаться, чтобы не ускорить темп, и все же… В каждом её движении чувствуется невероятная искренность, настоящее желание, страсть, которая возможна только в одном случае — если ты действительно любишь того, кому позволяешь прикасаться к себе. Фокс знает, потому что ничего подобного никогда не видел.

Брин опускает руки ниже, проводя по изгибу талии, касается невесомой ткани белья. Боже мой, её как будто не существует, но она все же ощущается непреодолимым препятствием. Его порыв останавливает сама Юна.

Если она думает, что он бы и сам не догадался, она слишком уж низкого мнения об умственных способностях Фокса. Каждая её реакция говорит о том, что она действует так, как чувствует, в ней нет фальши, игры, требования. Она не знает, чего хочет, кроме того, чтобы быть ближе, поэтому отдается полностью.

— Я знаю, — Фокс улыбается максимально мягко, выжимает из себя все, на что способен. — Тебе бы выбрать кого-то другого для первого раза, но, — его глаза оказывается к её слишком близко, дыхание обжигает кожу: — я бы не позволил. Надеюсь, ты не успела прочитать весь дмесс, в котором рассказывают, что первый раз — это битва не на жизнь, а на смерть?

Он даже позволяет себе смешок, чтобы расслабить Юну. Он представляет, насколько ей страшно. Помимо того, что это первый раз, так ещё и с тем, кто явно для этой цели (если бы она была) не предполагался. Фокса с трудом можно представить как человека, который сделает это нежно, без травм фактических и психологических, в конце концов, о нем ходит слава в универе как о звере в постели. И она вовсе не безосновательная.

Но может ему просто не с кем было быть нежным?

Признание в любви звучит в тишине странно, немного неуместно, но все же вызывает у Фокса искреннюю улыбку. Он уже признался ей в своих чувствах, но вот в том, что в Юне говорят не гормоны, он не уверен.

Брин над ней не смеется, нет, просто оставляет ей шанс забрать свои слова обратно. В конце концов он тот ещё подонок и такую возможность лучше иметь про запас.

— Оставь слова до утра, — оставляет след собственных губ на шее, — я свои не забираю, но тебе позволено больше.

Брин говорит слишком пошло для ситуации. Юна не должна чувствовать себя неловко, не должна его бояться сейчас. Лучше он будет дураком, клоуном, но точно не тем, кто сделает ей больно.

Чужой первый раз накладывает определенные обязательства. Те, кто предупреждают об этом, безусловно, делают это из лучших побуждений, но ещё и из страха, что им будет больно или неуютно, эмоционально некомфортно или стыдно. Они почти всегда забывают про вторую сторону любви, на плечи которой ложится большая ответственность — сделать первый раз таким, чтобы после секс не ассоциировался с чем-то противным.

Для Фокса это тоже первый подобный опыт. Девчонки, что оказывались в его постели, лишились девственности настолько давно, что Фокс не уверен, был ли он сам активен в это время. Они раздевались самостоятельно, ловко лишали одежды его, пальчиками пересчитывали кубики его тела, запускали руки в штаны, точно зная, что будут дальше делать.

Брин целует Юну нежнее, дольше. Касается её неба, языка своим, не позволяя задуматься о чем-то другом, пока его рука скользит ниже, оттягивает ткань трусиков и касается самой чувствительной зоны, срывая стон. Юна выгибается ему навстречу. Он буквально чувствует разряд, прошедший по её телу.

Мягкие, но уверенные движения. Губы прочерчивают дорожку к тонкой коже шеи, пока пальцы ощущают тепло тела, пульсирующее с каждой секундой сильнее. Он слишком поздно вспоминает, что не сказал главного — она всегда может его остановить, если ей будет слишком больно. Сейчас это кажется неуместным, поэтому Фокс прислушивается к дыханию, к реакции тела, к пульсирующей венке на шее.

Ему ничего не стоит ловко и почти незаметно лишить Юну последней одежды, вслед затем и самом остаться без нее. Но все еще слишком рано, как бы он этого не желал, как бы не изнывал от промедления. Он верит, что всегда успеет ей показать, на что действительно способен, но если сейчас ошибется, то вряд ли она захочет когда-то вообще об этом узнать.

Его пальцы спускаются ниже. Воздух в комнате как будто становится чуть холоднее в сравнении с их разгоряченными и влажными телами. Фокс ощущает возбуждение Юны ещё сильнее сейчас, прислушивается к каждому вздоху, ловит запах её бархатной кожи, тонет в нежности, затопившей каждый сантиметр его комнаты.

Юна невозможна прекрасна в слабом освещении комнаты, Фокс готов покрыть поцелуями каждый сантиметр её кожи, выхватывать оставшийся кислород с ней в такт. По ощущениям, его осталось совсем немного, но весь его он потратит на неё.

Каждым движением, нарочито медленным, Фокс словно дразнит Юну, но скорее себя, сгорающего в нетерпении. И все же ему важно не испугать, не допустить непоправимого, показать всю нежность, которую испытывает к той, что тянет его монстра к свету.

Как течет время, им уже никто не скажет. В голове Брина оно и вовсе остановилось. Юна дышит тяжелее, быстрее, каждым своим звуком сводит с ума. Фокс проникает глубже с каждым разом, позволяет ей привыкнуть к ощущению его внутри себя, остановить, если это слишком.

Он чувствует, как её руки уверенно притягивают его к себе ближе, поцелуи становятся жадными, сильными и требовательными.

— Я тебя люблю, — шепчет Фокс, сжимая в руках бедра, подтягивая трепещущую Юну к себе ближе. Она смущенно рдеется, но глубина её глаз, утопленная в общем безумии, заполняет сердце Фокса.

Ближе, он чувствует её ближе. Медленно, оставляя влажные следы на её груди, шее, губах. Вдавливает её в кровать, окружая собой. Он хочет чувствовать её каждой клеткой своей кожи, вдыхать запах её кожи, чувствовать влагу чуть ниже живота и огонь, сжирающий изнутри.

Юна выгибается ему навстречу, Фокс лишь следует за ней и её ощущениями, прикасаясь к острым позвонкам на спине, чувствуя вкус её соленой кожи, оставляя на ней следы. Но в какой-то момент ему становится сложно контролировать себя, он зверем рычит, оставляет лунки собственных ногтей как печать, прикусывает мочку уха Юны.

Он любит её, он её желает, он не хочет останавливаться ни на секунду. Вглядываясь в её лицо, Брин словно сквозь туман пытается разглядеть, не делает ли он ей больно.

Она останется у него до утра. Она непременно окажется в его душе, в его полотенце, его халате, как последнее доказательство, что он проиграл Юне Ривз. Он закажет завтрак прямо к двери и будет целовать тонкие пальцы её рук каждую секунду, пока курьер не постучится в дверь.

Он будем самым счастливым в этом мире.

Однажды он проснётся с Юной рядом, будет ощущать её тепло, касаться кожи и волос совершенно свободно. Ему больше не нужно будет красть эти мгновения у судьбы, искать совершенно не случайных встреч, убивать взглядом каждого, кто может прикоснуться к ней без осуждения. Фокс верит в это, но совершенно не ожидал, что это произойдет так скоро. Одна искра, прожегшая его сознание, зацепила Юну и они сгорели вместе. 

Он делает глубокий вдох, еще не открывая глаз, и тянет лисью улыбку. Фоксу сложно вспомнить, было бы ему вообще так хорошо хоть с кем-то. Все те, чье постельное белье он сминал своими движениями, теперь в сознании разве что призраки, бесплотные духи, не имеющие ничего, за что он мог бы зацепиться. Имена, лица, тела — все стерлось в его памяти как что-то отвратительно ненужное.

Юна — дрожащий цветок в его руках, нежная, тонкая, хрупкая. Он помнит лишь её дыхание на своей кожи, стоны, которые так хочется облечь в жалкие бульварные слова, используемые в дамских романах, но он не смеет. Она для него не та, которую вдалбливают в кровь несколько страниц подряд, она — божество, которого он коснулся. Конечно, ей он об этом не скажет. Какой бы сильной его любовь не была, он боится выпустить пожар в груди и сжечь их дотла слишком рано.

Рукой проводит по постели, чтобы притянуть к себе, зарыться носом в копне её волос, вдохнуть запах её шампуня и заметить, оставил ли свой. Фоксу отчего-то хочется пометить Юну, показать всем, что она принадлежит ему, чтобы никто не смел смотреть в её сторону, трогать, думать о ней. Но рука пропускает меж пальцев только пустоту, не найдя того, что искала.

Фокс резко поднимается на кровати и находит себя в пустой постели. Ему даже искать не надо Юну, он понимает, что её нет и в квартире. Брин падает на продавленную подушку обратно и закрывает глаза ладонями, в горле застревает безмолвный крик.

— Уехала ночью, — сухо сообщает Эльза, когда Фокс задает вопрос. — Добралась до дома без приключений.

Брин и сам это видит в маршруте, отмеченном на карте. До треска сжимает зубную щетку и почти ломает резким движением подставку под неё. Выйдя из ванной взглядом цепляет все еще смятую постель. Она уже остыла.

— Эльза, клининг, — говорит Фокс, выбирая программу, которая сотрет чужой побег из обстановки, но увы, не из памяти.

Внутри взрывается вулкан за вулканом, реки покрываются льдом. Борется его гордость, задетая девчонкой, в которую влюблен, и дурацкое желание её увидеть. Любой другой он бы ни за что не спустил нечто подобное на тормозах, рассказал всему университету? Вряд ли, так Фокс делал только в школе. Но несчастная бы точно пожалела, если бы решила унизить Брина таким образом.

Но Юна совсем другая. Она — он очень хочет в это верить! — никогда бы так не поступила специально, не жертвовала бы собой ради дурацкого унижения Брина, которое он может легко обернуть против неё. Она ведь не только значительно умнее любого, кого Фокс знает, но и лучше. Порядочнее, добрее, справедливее. В оковах, что он носит, нет места этим качествам, только тем, которые порождает внутренняя тьма.

“Ты что, реально спал с Ривз?” — первое, что видит Фокс на токене, когда решает напрямую спросить у Юны, в чем дело. Не просто же так она сорвалась в ночи и уехала.

И токен Фокса буквально забит сообщениями от Маркуса и Флинта, нашедших в себе дар красноречия. Анонимный университетский чат и вовсе взорвался от оповещений, чего не было со времен, когда кто-то достал фото миссис Байден в купильнике.

— Сука.

Фоксу даже открывать все это не надо, чтобы с легкостью догадаться, что могло случиться. В первые же секунды ему хочется убить каждого, кто посмел писать эти сообщения, но анонимный чат на то и анонимный, что за ироничными аватарами и никами ты не найдешь реального человека. Даже Брин здесь не светит своим лицом, не выдает себя и даже ничего не пишет. Просто хочет быть в курсе всех новостей.

кто открыл бутылку сегодня? у меня пробка вылетела так, как дественность из ривз

чекайте, она точно выебана брином

даже завидую, почему он выбрал её? это был какой-то спор?

отвечаю, ему заплатил папаша ривз, они же дружат семьями

Фокс сжимает токен до трещины на экране. Десятки сообщений до и после, в каждой букве которых сочится желчь, зависть и истинные желания. Для него вообще не секрет, каким его видят прочие из университета. Популярность, сексуальность, красота и сила — вот, что отражается в чужих глазах. И Брин рад подыгрывать, рад был смеяться над тем, как светились девчонки, оказавшиеся в его руках, рад был читать разборки, в которых каждая считала, что он только её. Тщеславие не обошло стороной Фокса, но он им наслаждался, оно позволяло прикрывать его истинные желания и настоящие интересы, которые сосредоточились на той,  кому он принесет больше всего боли.

Брин оставляет ещё несколько сообщений Юне, которые та даже не читает, и просит Эльзу подготовить машину.

— Так, значит? — тихо бормочет Брин, выбирая из гардероба что-то обычное, в чем он будет выглядеть небрежно, но срывать чужие вздохи в коридорах. Не застегнутый ворот футболки-поло, запах морского бриза, исходящий от волос. Сегодня он постарался выглядеть как чужая мечта.

Напоследок взгляд цепляется за футболку, оставленную Юной на тумбочке, но воспоминания подкидывают совершенно иную картину. Тончайшая ткань белья, игривые узоры, призывающие сорвать его в тот же миг, изгибы тела, жар от которых поднимает собственный.

— Да сука! — Брину нужно еще какое-то время, чтобы успокоится, перед тем, как он поедет в университет, снова пропуская первую пару.

---

Как только нос его кроссовка показывается из машины, Брин становится объектом всеобщего внимания. Ему впервые некомфортно от этого факта, ведь он знает, из-за чего сейчас все девчонки нет-нет, но проведут по нему взглядом, веря, что если он переспал с Ривз, то у них тоже есть шансы. Наивные дурочки, не понимающие, что ни у кого нет больше шанса. Они ему отвратительны.

— Фоксик, — Агата с разбега вешается ему на шею, и он не без труда убирает от себя руки, пахнущие миндалем. Брин ненавидит миндаль. — Ты видел, что развернулось вокруг тебя в чате? Снова персона года. Додумались же считать, что у тебя что-то могло быть с этой… Ривз.

— Например, проект по истории, — огрызается Фокс. Сталь в его взгляде мгновенно охлаждает пыл Агаты и заставляет отступить на шаг. — Насколько надо быть тупыми, чтобы считать, что я сплю с каждой, чье имя знаю.

Брин имеет в виду совсем другое, но усмешка Агаты возвращает его на землю. Он не просто сейчас косвенно опроверг, что у них действительно что-то было, но и фактически унизил Юну. Снова. Но ему плевать, что подумают эти недалекие одноклеточные, заплатившие за место в университете. Юна уехала, Юна избегает его самого и его сообщений. Она четко дает понять, что не хочет, чтобы об их связи знали. Брин может и выглядит тупым качком, но он значительно умнее тех, кто претендует на какую-то власть в этом городе.

— Я так и думала, что это всего лишь слухи, — довольно произносит Агата, а Фокс оставляет блондинку позади как нечто, что не заслуживает внимания больше пары минут.

— Вы реально занимались проектом? — в Маркусе веры меньше. Придурок он, конечно, но иногда умеет считывать полутона, и Келс явно этим пользуется, чтобы выиграть спор, о котором её брат уже успел забыть. Теперь настойчивость младшей сестры в отношении Маркуса его просто раздражает.

- Блять, Маркус, ты тоже решил, будто я не смогу послать тебя нахуй? Или давно челюсть не исправлял?

— Да все нормально, — Маркус поднимает руки вверх. — Ты ж её вытащил из раздевалки, я думал, что она тебе даст хотя бы из благодарности.

Кровь Брина, кажется, достигает той температуры, когда он может убить и не заметить. Он не находит в опустевшей из-за гнева голове ничего, чем бы смог ответить Маркусу, но спасение, словно нечто волшебное, оказывается рядом. И Фокс как никогда сейчас благодарен Келси.

— Итак, главная новость всего универа — переспал ли Фокс Брин с Юной Ривз, — в руках у Келси микрофон, а её саму снимают на камеру. Келс Брин главный антагонист анонимного чата, развеет любой слух, докопается до правды, вывесит на всеобщее обозрение чужое грязное белье с такой легкостью, что её любят с изрядной примесью страха. — Одно размытое фото говорит нам о том, что они вчера вместе уехали после игры, где Детройтские Мстители разбили с разгромным счетом новеньких кандидатов в их команду. А что им еще остается делать? Ведь они уже давно не выигрывали даже чемпионат университета. Что скажете, мистер Фокс?

Келси передает микрофон брату лишь на мгновение, чтобы снова его отобрать, не успев дать ему ни слова.

— А говорить тут, собственно, и нечего. Моя команда с невероятной легкостью выяснила, что фото не фейк, Брин действительно забрал Ривз после игры, вот только у мамкиных сплетников не хватило большого ума, чтобы составить дальше логическую цепочку, а не цепочку, ведущую к их штанам. Библиотека. Именно там Ривз и Брин, который миссис Байден поставила в пару на проекте по истории, делали проект. Вы ждете фото и видео? Увы, обосновать наличие любой камеры в такое время в библиотеке нереально. Кстати, вы в курсе, что там стоят устройства, обнаруживающие любую камеру или диктофон? А я и моя команда в курсе. Впрочем, как и всегда.

Глаза Келси, когда она снова поворачивается к Фоксу блестят. Он понимает, что должен ей, и должен так сильно, что расплатиться легко не получится. Её репортаж, конечно, не уменьшит количество слухов, не снимет особенно сильных подозрений, но ей верят, ей верят очень многие в университете. И этот спектакль фактически дает Фоксу право уходить от любых комментариев.

— К тому же наша редакция уверена, а поверьте мне, как сестре нашего подозреваемого, хорошие девочки таких придурков избегают. Ой, кажется, я сейчас настроила фан-клуб Фокса Брина против себя? — Келси притворно смеется. — Смею напомнить им, что у меня-то есть фото голого Фокса. А вот у тех, кто распускает слухи об очередной ночи моего брата, нет. В отличии от фото Кристалл и моего брата с пару месяцев назад, которые черлидерша сделала, не отвлекаясь от процесса. Как же я их получила? Также легко, как бы получила сегодняшние фото, если бы там было на что посмотреть. Однако, фото спящего Фокса, пускающего слюни на подушку, вы можете купить в нашем магазине по пять баксов за штуку. С вами всегда ваша, Келси Брин, на страже самых горячих новостей университета.

Камера выключается вместе с микрофоном. Келси подмигивает небольшой толпе зрителей, успевших собраться вокруг их семьи, кому-то даже посылает воздушный поцелуй, чем приводит Маркуса в бешенство. Фокс задумывается о том, что она уже не остановит эту игру, что если она не добьется Маруса, то он будет ходить за ней привидением, пока она не сдастся.

— Скучный ты, даже сплетни про тебя не сделать нормальные. “Спал с Юной Ривз”, — Келс фыркает. — Только идиоты в это поверят, можно хоть сейчас перепись переводить. Твой уровень это Бриджертон.

Они оба знают, что сейчас сознательно лгут. Оба чем-то жертвуют. Келси — своей репутацией репортера, на что она, конечно же, скажет, что быть лучшим журналистом университета так себе достижение, Фокс — собственной мечтой. Он так глупо предполагал, что теперь будет все хорошо, что ему правда больше нечего боятся. Но он снова причиняет Юне боль просто своим существованием.

Найти после пар её не так уж сложно. Фокс прекрасно знает, что она будет прятаться среди книг в месте, где запрещено громко кричать. Там даже движение пыли потревожить звучит как преступление. Никто из тех, кого принято считать элитой университета, сюда не заглядывает, прикрываясь аллергией и возможностью купить любую книгу без того, чтобы сидеть в душном помещении. Фокс и сам не понимает, зачем Юне проводить здесь столько времени, но принимает этот факт с той же легкостью, с какой находит её среди коллажей, наполненных голограммами книг, которые прямо сейчас можно взять на планшете или закачать себе на токен.

Непривычную тишину ничто не нарушает. Даже Брин поддается общей атмосфере спокойствия, замедляя собственные движения, чтобы прорезиненная подошла его кроссовок не издавала слишком громких звуков, пока он будет идти к Юне. Её заметить среди книг не сложно, она тут совершенно одна, пока прочие предпочитают отмечать начало выходных в барах.

Он останавливается прямо перед столом, за которым она сидит, упирает в него руки и нависает над той, что совершенно точно жаждет исчезнуть прямо сейчас. Что она там читает? Что-то про моллюсков, Фоксу сейчас это совершенно не интересно. Он тянет улыбку лишь одним уголком глаз и безуспешно пытается заглянуть в глаза той, что его отвергла.

— Я настолько скучен, что моллюск оказался интереснее сообщений, что я тебе весь день оставляю? — в голосе нет обвинений, разве что неловкая шутка. Фокс не хочет напугать Юну, он хочет понять её, услышать подтверждение своим догадкам, только и всего.

Она не поднимает на него взгляд, избегает. Это острой иглой впивается в открывшееся сердце, но Фокс помнит свое обещание, помнит каждое слово, произнесенное накануне,  и не отступает. Тянется чуть вперед, касаясь губами макушки Юны, огибает стол и садится рядом.

— Значит, у нас с тобой ничего не было? — Фокс усмехается. Это его фраза и он произносит обычно её как утверждение, называя “ничего” секс с кем-то. Ему странно быть на этом месте, но он принимает правила игры. Слишком многое поставлено на кон и он не готов отдавать то, к чему смог прикоснуться. - Я согласен. Согласен скрывать, что хотел бы приставить к твоему имени в токене сердечко. Могу продолжать называть тебя идиоткой при прочих, но…

Фокс придвигается ближе, сокращает расстояние между их лицами до сантиметров, через которые способен чувствовать её теплое дыхание, аромат полевых цветов, слышать, как быстро бьется его собственное сердце.

— Согласен врать им всем, но только если ты попросишь. Буду рассказывать, что я какого-то черта повез тебя в библиотеку вчера, что меня раздражает этот проект, из-за которого приходится проводить с тобой время, что между нами никогда и ничего не может быть, — Фокс склоняется к самому уху Юны. - Но если кто-то посмеет тебя коснуться или обидеть, я сломаю ему руки и пропущу его эон через мясорубку.

Короткий вдох перед тем, как коснуться своими губами её. Отодвинуть рукой учебник в сторону, а другую запустить в волосы Юны, следуя за мурашками, покрывающими её кожу. Пламя вен обжигает кожу, когда он все же выпускает свои желания на волю. Юна испугалась того, что произошло, но она должна ему поверить он сможет её защитить. А если она не хочет, чтобы кто-то их связывал вместе, то он готов играть и в эту игру.

Главное, чтобы прочие держались от нее подальше. И этот Итан не посмел решить, будто он может предложить свою психологическую или какую другую помощь Юне в этой ситуации. Угрозы Фокса на шутку похожи мало, и он за нее не пощадит никого.

— Расскажи, какой теории мы придерживаемся? — спрашивает Фокс, с большим сожалением отрываясь от припухших губ. Увы, у него было сегодня ни желания, ни времени убрать легкую щетину с лица.

И он не оставляет Юне никакого шанса убрать “мы” из уравнения. По крайней мере, сам Фокс этого делать не собирается. Уже нет.