I'm coming home
I'm coming home
Tell the world I'm coming home
Let the rain wash away all the pain of yesterday

Когда приветственная надпись: «Добро пожаловать в Хоукинс», — появляется по правую руку, Лили не выдерживает. Тормозит, а потом съезжает на обочину. Пальцы, подрагивая, выстукивают ритм на руле в такт музыке, наполняющей салон – рок 80-х гремит басами и повизгивает гитарным соло из колонок. Она обещала, — сначала своей бедной маме, а потом самой себе, — что как только получит аттестат, уедет из этого города и никогда не вернётся. У неё даже сохранилась фотография, сделанная в тот день, когда на этом же форде, когда-то принадлежавшем дяде Меттью и подаренном ей на окончание школы, Лили ехала вперёд к светлому будущему, ждущему её в Нью-Йорке: такой же знак, только вместо приветствия, на нём значится: «Вы покидаете Хоукинс».

Сперва эта фотография висела на стене её комнаты в общежитии, а после путешествовала по съёмным квартирам следом за хозяйкой, символом того, что Лили свободна, что больше не позволит никому себя обидеть, что не вернётся. Глядя на полустёртые, поблёкшие буквы, девушка ощущала себя в безопасности, чувствуя разделяющие настоящее и прошлое километры. Иногда доставала специально, чтобы снова ощутить то, что ощущала в тот момент, когда остановилась сделать этот прощальный кадр – радость, что всё закончилось и предвкушение того, что ждало впереди, а ещё уверенность, — после всего произошедшего с ней в Хоукинсе, жизнь будет меняться только в лучшую сторону.

И вот она снова здесь. Несмотря на все данные обещания. Сидит в машине и смотрит сквозь покрытое мелкими сколами лобовое стекло на знак, приглашающий её вернуться. И от слова «домой», которое неудержимое всплывает в сознании, щемит сердце, а с губ срывается полувздох-полувсхлип. Лили прикрывает глаза и пытается вспомнить, когда в последний раз Хоукинс был для неё домом. Несколько минут сидит так, сосредоточившись на стуке пальцев и почти не слыша музыки, несмотря на достаточную громкость. Внешние звуки словно притупились и ушли на задний план, оставив лишь те, которые издаёт она сама. Вздрагивает и открывает глаза. С тех самых пор, как с неё сняли удушающую необходимость ходить к школьному психологу, не особо компетентному, позволяющему Лили молчать или отвечать только тогда, когда ей хотелось, она старалась не ковыряться в прошлом, не возвращаться в самые чёрные дни, и не стремилась ни с кем это обсуждать. Находясь посреди шумного мегаполиса, где ритм жизни в сотни раз быстрее, чем в Хоукинсе, так просто было поверить, что ничего этого на самом деле не происходило, и только изредка просыпаться среди ночи от воспоминаний, прорвавшихся сквозь выстроенную стену в беззащитные сны.

Лили не хотела возвращаться. Хорошего, что подарил ей город детства, можно было пересчитать по пальцам, — хватило бы одной руки. Но дядя Мэт уже месяц не выходил на связь. Она и так уже задержалась. Возможно, для кого-то менее ответственного, это был не срок, но Мэттью никогда не пропадал из жизни племянницы дольше, чем на пару недель. Даже когда долг социального работника направлял его в районы, где совсем не было связи, он находил возможность дать знать Лили, что с ним всё в порядке, присылал фотки и сообщения в мессенджеры. Для него она тоже была единственным оставшимся в живых родственником, и они старались поддерживать связь, несмотря ни на что. Наверное, это можно было назвать любовью, но именно этого слова девушка старалась избегать, когда дело касалось отношений.

«Я так люблю вас, мои девочки», — сказал отец, прежде чем достать дробовик и разнести маме голову.
«Лили вернись, я люблю тебя», — умолял он, когда устал преследовать дочь, босиком мчавшуюся по улице, прочь от родного дома.
«Я любил их», — в ответ на вопрос: «Почему вы убили свою жену и пытались убить дочь?».

Разумная её часть понимает, что это ненормально, неправильно. Отец был болен, ему слышались какие-то голоса и виделись какие-то демоны. Но неразумная, та, которая сидит глубоко внутри, толкает в бок ночами, заставляя просыпаться, приклеивает к нёбу язык, когда нужно ответить на простое: «Я люблю тебя, Лилс», — качает головой и шепчет: «Любовь – это смерть».

Лили смотрит на экран смартфона, закреплённого в держателе. На нём светится зелёным дорога, ведущая в Хоукинс. Навигатор утверждает, что впереди не ожидается никаких пробок. Девушка фыркает. За всё то время, что она стоит на обочине, мимо не проехало ни одной машины. От этой мысли становится смешно, и это разряжает обстановку. Лили вызывает голосового помощника и просит его отменить маршрут, — дальше она справится сама. Достаёт телефон из пластиковых лапок и проводит пальцем по экрану, сворачивает навигатор и открывает камеру, снимая приветственный знак сквозь стекло. Выходить в прямой эфир ей совсем не хочется, но запечатлеть этот момент необходимо:
— Добро пожаловать в самое хреновое место на земле, ребята, – переведя камеру в режим фронтальной съемки, возвращает смартфон в держатель и, вздохнув, снова выруливает на дорогу, обещая себе, что найдёт дядю и тут же вернётся обратно в Нью-Йорк.

— С вами Лили-ведёт-расследования, и впереди нас ждёт новое дело. На этот раз – это всего лишь поиски моего дяди. Его зовут Мэттью Талбот, тридцать четыре года, социальный работник. И вот уже месяц я не получала от него никаких известий, что совсем на него не похоже. Сегодня среда, третье августа две тысячи двадцать второго года, город Хоукинс, штат Чёрная-дыра. Добро пожаловать!

Через десять минут Лили припарковалась на подъездной дорожке дома Мэттью. Небольшое двухэтажное строение было точно таким же, как она оставила его, уезжая отсюда шесть лет назад. Казалось, это место застыло во времени, — всё те же жёлтые занавески на окнах первого этажа, облупившаяся голубая краска на входной двери, затёртый коврик с надписью «Милый дом» на ступеньках. Она ничего не добилась постучав, а потом подёргав дверь. Ключ, как и прежде, обнаружился под фигуркой садового гнома с отбитым носом.

Лили вошла в дом, с опаской оглядываясь по сторонам. По спине побежали холодные мурашки, вызывая ощущение, как будто кто-то наблюдает за ней из-за кустов справа, но она могла поклясться, что там никого нет. Внутри дома тоже всё осталось прежним. Кружка Мэта с недопитым, покрывшимся плёнкой, кофе на кухонном столе рядом с мойкой. Запах подгорелой яичницы, казалось, впитавшийся в стены кухни. Засохший кактус в фиолетовом горшке на подоконнике. Горстка фотографий и пейзажей, развешанных на стене в коридоре. Рассыпанные по журнальному столику в гостиной бумаги, собравшие всевозможные отпечатки – чернила, краска, губная помада, чай. Лили присела на диван, продолжая снимать каждый шаг, звук можно наложить и потом. Выключив режим съёмки, начала перебирать бумаги, вчитываясь в имена и названия мест, где жили люди, с которыми взаимодействовал Мэттью. В самом низу, погребённый под ними, нашёлся дядин ежедневник. Открыв его на месте ленточной закладки, Лили прикусила губу. Второе июля – последний день, когда Мэт оставлял записи. После обеда он собирался в трейлерный парк, вероятно, навестить подопечного. Но никаких имен рядом с названием места не было, только четыре цифры: 1375. Сделав фото, пролистала несколько страниц вперёд, — ничего. Потрясла записную книжку, на лету поймала выпавшую из неё открытку. На одной стороне — изображение деревянных домиков в лесу, поверх которого шла надпись: «Лагерь «Найтвинг». Лили знала это место, однажды даже провела там несколько недель. От воспоминаний её передёрнуло. На обратной стороне тонким острым почерком было выведено: «С нетерпением жду нашей встречи. С любовь, А.». Вдруг показалось, что она сунула нос туда, куда не следовало, и девушка поспешила убрать это любовное послание обратно. Дядя никогда не говорил, что у него кто-то есть. Лили иногда подшучивала над ним, надеясь на откровенность, но так её и не получила. Возможно, он просто не хотел делиться. А может эта таинственная А появилась совсем недавно.

Больше ничего интересного среди документов не нашлось. Решив проверить остальные помещения в доме, поднялась на второй этаж, зашла в комнату, которую когда-то занимала, убедившись, что и там всё по-прежнему, как и в спальне Мэтта. Снова спустилась вниз, потопталась на пороге, пытаясь решить, что ей делать теперь, когда она в очередной убедилась, что дядя действительно куда-то пропал, а не просто игнорирует её звонки, сообщения и электронные письма. До того, как решиться на это путешествие, Лили уже звонила по его рабочему номеру, и коллега дяди, Джози, сообщила, что уже давно его не видела, и думала, что он навещает племянницу или что-то вроде того. А значит, ехать в офис социальной службы смысла не было.

Решив, что ничего другого не остается, девушка закрыла дверь, сунув ключ обратно под гнома, и вернулась к машине. Придётся посетить трейлерный парк и, если повезёт, с кем-нибудь там пообщаться. Дважды пропустив поворот, Лили с третьей попытки всё же добралась до места. Один из самых мрачных и бедных районов города, где жили те, кто был не способен позволить себе настоящее жильё. Даже её дряхлый форд здесь вполне могли посчитать едва ли не тачкой последней модели выпуска. Лили определенно здесь не нравилось. Перебарывая желание не выходить из машины и убраться отсюда немедленно, она в очередной раз напомнила себе, что Мэт бы её не бросил. Точнее, он её и не бросил, когда племянница осталась совсем одна. Взять под опеку подростка, только что пережившего кошмар на яву, — то ещё удовольствие, особенно, когда тебе двадцать три, и впереди целая жизнь.

Припарковавшись рядом со знаком остановки школьного автобуса, Лили заставила себя выйти из машины, снова включила камеру и начала снимать окружающую действительность. Решив, что 1375 – цифры из ежедневника, это номер трейлера, она двинулась вперёд, оглядываясь по сторонам. В ближайшем окне шевельнулась занавеска. Чуть дальше слышались пьяные голоса, что-то невнятно обсуждающие на повышенных тонах. Но стоило ей подойти поближе, как они стихли, а люди, казалось вовсе исчезли.

По спине снова побежали мурашки, вызывая ощущение чужого взгляда, направленного в её сторону. Лили передёрнула плечами и упрямо сжала губы. Она больше не позволит Хоукинсу напугать себя.

Трейлер с номером 1375 действительно был. Он находился в самом конце ряда, ближе всех подходя к лесу. Небольшой, серый с тремя белыми полосами на боку, почти по дверь вошедший в землю, как будто стоит здесь уже много лет. Ни света, ни шевеления, ни голосов внутри. Лили некоторое время рассматривала его, а потом шагнула ближе, постучала в дверь. Подождала и постучала снова.

— Здравствуйте, извините, есть кто-нибудь дома? Меня зовут Лили, я племянница Мэттью Талбота, мне очень нужно с вами поговорить, – предприняла попытку вызвать владельца трейлера, озвучив причину своего появления, но это тоже не возымело должного эффекта. Никто не открыл и не отозвался. Покрутившись на месте, Лили прошла от двери до середины окна и попыталась заглянуть внутрь, но сквозь помутневшее, всё в разводах стекло, разглядеть ничего не смогла.
— Эй, есть кто-нибудь? – в этот раз тишина длилась недолго. По ту сторону трейлера раздался шуршащий звук, а потом — далёкий, знакомый голос:
— Лили? Лили, это ты? Ну Слава Богу, а то я уже заждался, – он звучал приглушённо и вибрировал на согласных, но определённо принадлежал её дядя.

— Мэт? Где ты? Оставайся на месте, я иду, – сердце радостно и одновременно испуганно забилось о грудную клетку. Лили крепче сжала в руках телефон и поспешила обогнуть трейлер. Но за ним ничего не оказалось, кроме тропинки ведущей в лес.
— Мэт? Где ты? – снова позвала девушка, чувствуя, как, несмотря на радость от осознания, что дядя жив, ближе подступает липкий ужас, готовый сковывать и забирать силы, требуя всё больше и больше.

— Я здесь, дорогая! Застрял. Помоги мне, – с усилием сглотнув, Лили сделала глубокий вдох и задержала дыхание. Рациональная часть её сознания говорила, что всё это слишком подозрительно, но та другая, которая боялась за состояние Мэттью, — сопротивлялась страху и требовала двигаться. Снова оглядевшись по сторонам и так никого и не заметив, девушка пробежала по тропинке и шагнула под тень деревьев, только здесь позволив себе выдохнуть.

— Я иду, продолжай говорить, чтобы я могла тебя найти, – подала она голос, надеясь, что совсем скоро действительно увидит Мэта. Раз он разговаривает, значит, жив, а с остальным они разберутся. Пробравшись сквозь кустарник, оставивший на её, собранных в хвост волосах, рваные клочья паутины, Лили оказалась перед деревом, которое странно пульсировало. Его кора светилась приглушённым красным светом, гипнотизируя и маня.
— Ты совсем близко, Лилс, я тут. Жду тебя, – прозвучало в такт пульсации, как будто не из вне, а прямо внутри её головы. Лили протянула руку, ожидая ощутить твёрдость древесного ствола, но пальцы схватили лишь пустоту, проходя сквозь кору. Ещё несколько шагов, и окружающий мир словно растёкся, распался на молекулы, чтобы собраться снова почти в том же порядке, но допустив лёгкую неточность, которая не бросалась в глаза, но словно зудела под кожей, вызывая желание найти её и все время ускользая.

— Мэт, где ты? – Лили обернулась, за её спиной всё так же пульсировало дерево, но в этот раз ей никто не ответил.