джейден хармон пропал шесть дней назад.

с прошлой недели весь хоукинс равномерно покрывается листовками с его лицом, именем и надписями «разыскивается». они день за днём заполняют всё больше пространства, возникая на досках объявлений у магазинов, на кирпичных стенах домов, в коридорах школы.  уродливо отсканированные чёрно-белые фотографии, в которых еле узнаётся жизнерадостное лицо мальчишки, налепляются на столбы и стволы деревьев, крепятся к пыльным стёклам витрин, раздвижных дверей супермаркетов, кое-где просто валяются на асфальте, сорванные ветром или местными хулиганами, но очень скоро заменяются новыми распечатками.

старший брат джейдена, серый в своей нервной усталости, достаёт очередную пухлую пачку листовок из багажника своей старой тачки и клеит их ещё больше, как будто хоть кто-то в маленьком городе ещё не в курсе трагедии, как будто взрослые не разговаривают об этом шёпотом между собой в свободное время, жалея бедных родителей большой семьи хармон, у которых случилось огромное горе… будто это поможет лучше, чем поисковые отряды волонтёров, разыскивающие ребёнка по лесу, и точно вернёт его домой…

джейден хармон, ничем не приметный ученик средней школы, имя которого раньше знали разве что соседи и одноклассники, за прошедшие дни стал местной знаменитостью, обсуждаемой всем городом, но он уже никогда об этом не узнает…

новости хоукинса говорят: «джейден хармон пропал шесть дней назад».
гидеон, пустым рыбьим взглядом уставившись в мерцающий экран телевизора, одними губами в тон бездумно зачитывающему сводку диктору повторяет: «джейден хармон мёртв».

не нужно утешать себя надеждами и придумывать оправданий и счастливых концовок его путешествию. сколько таких, пропавших без вести, за последние годы? сожранных тем, другим миром, поглощённых расплёскивающейся через тонкую грань гнилью. тёмное отражение хоукинса скрывает ужасы, которые обычным людям, не посвященным в тайны секты, даже не снились…
всем жаль джейдена, но они даже не представляют…

его одноклассник не вернётся, даже если старший брат хармона в слепом желании сделать хоть что-то от него зависящее, облепит листовками все парковки, положит их на лобовое стекло всех имеющихся автомобилей и вручит лично каждому жителю хоукинса. ведь все в маленьком городе уже знают, что джейден хармон пропал, но никто не представляет, что есть судьба хуже смерти.

джейдену повезло, если он просто умер. если разбился, ночью свалившись в карьер за городом, утонул в озере или на трассе по пути домой был случайно сбит проезжающей машиной — он хотя бы не мучился, и его жизнь не была кошмаром… на этой, солнечной стороне, его всё ещё кто-то ждёт, кто-то любит — каждая листовка, расклеенная по улицам его родными, тому доказательство.

гидеон знает, что, если бы исчез он, то никто бы даже не вспомнил, никому не было бы дела, и его имя, напечатанное на бумаге, не трепал бы ветер. некому было бы расклеивать объявления и плакать по нему. джейдена хармона за прошедшую неделю в этом городе стало слишком много… про гидеона никто бы ни разу не вспомнил. глифулы прокляты — шепчут суеверные старухи. если его семья действительно одержима, как все говорят, то гидеон — их антихрист.

джейдену он, вопреки всему здравому смыслу, завидует.

для гидеона это было бы спасением — просто исчезнуть, пропасть без вести.
гидеон не хотел бы умереть — он хотел бы никогда не существовать. не рождаться, не взрослеть, не ощущать ничего. когда он был меньше, глифул думал, что это пройдёт и закончится, если он будет делать как скажут, станет стараться, прикинется обычным ребёнком — всё закончится рано или поздно. когда-то им надоест, и эта боль прекратится.

реальность сминает его ожидания резким рывком, как лист бумаги, и он перестаёт надеяться.

гидеон стирает свежую кровь с разбитой саднящей губы рукавом, пока выбегает на улицу, сквозь застывшую перед глазами, размывающую зрение пелену слёз не видя ничего перед собой. прочь из места, что называют домом, быстрее вырваться из кошмара — убежать как можно скорее и спрятаться. через весь город куда угодно — ещё дальше, петляя узкими улочками.
ему страшно, ему больно, ему отвратительно.

он никогда не хотел бы возвращаться… иногда гидеон представляет себе, что уезжает из города куда-то за пределы проклятого хоукинса на попутных машинах или в автобусе — куда угодно, где никто не слышал о глифулах и о нём, где нет полубезумных родителей и людей в чёрных капюшонах, и у него был бы шанс на нормальную жизнь, но знает, что его найдут. урок, который он вызубрил в этой жизни в первую очередь: если сопротивляться, то будет хуже… будет больнее, страшнее, злее, агрессивнее. гидеон ужепытался сбежать, и тогда домой его за руку привела женщина из полиции, радостно сообщая, что спасла его, забившегося между сиденьями пригородного автобуса, от неприятностей, не понимая, что это было не спасение.
гидеону тогда в наказание было так больно, что он больше не сбегает… даже не пытается…

свернувшаяся кровь впитывается, застывает на рукаве длинного, не по размеру большого лонгслива тёмно-бурыми пятнами — мать всегда действует жестоко, если что-то идёт не по её, знает как бить, чтобы было больнее, чтобы вышибить из сына непослушание, чтобы он ощущал себя униженным и пустым.

не хочу, не хочу, не хочу…
глифул в ужасе смотрит на свои трясущиеся ладони, в неадекватной, разрывающей нутро панике вытирает их, внешне совершенно чистые, об себя.

open my heart and fill it with dirt the filth from this forest is better than you you you you you you you маленькая белая голубка, зажатая в руках не вырывается, не дёргается, не пытается клюнуть его за пальцы, просто, чуть склонив голову, смотрит на гидеона своим круглым тёмным глазом, пока он запускает пальчики в её шершавые перья. — сверни ей шею. мать говорит приказным тоном, не терпящим возражений, внимательно следя за руками гидеона. он в страхе мотает головой, не желая делать никому больно — испуганно кривит губы, истерически жмурится. голубка смотрит на него с наивным непониманием. — я не могу…  — он даже не пытается. гидеон не хочет никого убивать, почти задыхаясь от испуга, — не надо, пожалуйста… мать понимает его метания, граничащие с отрицанием. мать хмурится, сводя брови к переносице, строго поджимая тонкие губы. — пусть принесет жертву свою из горлиц или из молодых голубей… — громко и чётко проговаривает она слова из священного писания, которые гидеон и сам знает наизусть, — священник принесет ее к жертвеннику, и свернет ей голову… — нет, мама, пожалуйста… — гидеон всхлипывает, когда мать подходит, накрывает его ладони своими. птичка в маленьких руках начинает нервничать уже когда мать просто делает шаг вперёд, ощущая волнение гидеона, дёргается под его пальцами. он не может… глифул видел, как это делают на собраниях, принося на алтарь птиц и животных, когда-то они должны были заставить его делать это самостоятельно, но он не… голос звучит громче, но не останавливается — ей всё равно на его жалкие просьбы прекратить всё это, как и всегда. — …и сожжет на жертвеннике, а кровь выцедит к стене жертвенника… — не надо, - глифул умоляет, когда мать стискивает его пальцы сильнее, и он ощущает, как сжатая птица бьётся в панике, — я не хочу… зачем ты заставляешь меня? реальность перед глазами сереет, облезая гниющими кусками, когда он на секунду прикрывает глаза, словно лишним кадром, на мгновение, когда его ресницы смыкаются, наполняя всё тьмой. гидеон вздрагивает, прикусывая свой язык до боли, до солоноватого привкуса крови во рту, чтобы вернуть себя обратно. — зоб ее с перьями ее отнимет и бросит его подле жертвенника на восточную сторону, где пепел… мама надламывает шею птички самостоятельно, но действуя его руками, удерживая их, гидеон лишь слышит ломкий хруст, чувствуя, как голубка перестаёт трепетать, в страхе не может даже опустить взгляд вниз, захлёбывается в своей панике. — и надломит ее в крыльях ее, не отделяя их, и сожжет ее священник на жертвеннике, на дровах, которые на огне… — я не хочу... зачем... — лепечет он невнятно, еле ворочая языком. оплеуха болезненно обжигает его щёку, до привычного тяжёлым ударом вышибая из глаз первые слёзы – мать никогда не скупится на наказания. гидеон подавленно и практически беззвучно всхлипывает. она зло хватает его лицо за подбородок, заставляя взглянуть на себя. он почти не различает её острых черт лица, в воздухе перед глазами витают споры тёмного мира, гидеона колотит в истерике. она ударяет его наотмашь снова, и тяжёлое кольцо на её пальце болезненно рассекает ему губу. — …это всесожжение, жертва, благоухание, приятное господу. мать с хрустом переламывает крылья уже мёртвой птицы, без труда расправляясь с хрупкими полыми костями, отправляет жертву на алтарь. другой, тёмный мир, резко и опасно сжимается в кольцо вокруг висков прежде, чем гидеон выбежит из дома, пытаясь вырваться.

тьма следует за ним по пятам, облизывает кожу, остаётся серебристым влажным пеплом на кончиках тёмных волос, стоит только закрыть глаза, только сегодня она не хочет его спасти, а настойчиво преследует.

гидеон бежит от неё, словно возможно сбежать, когда всё кроется в собственной голове… заплетающимися ногами запинается, падает на асфальт на какой-то парковке перед супермаркетом, ободрав выставленные вперёд ладони, замирает.

глифула колотит крупной дрожью, тошнит желтовато-чёрной горчащей желчью. он не закрывает глаза, боясь провалиться в другой мир, пытается сосредоточиться хоть на чём-то в их настоящем — иногда это помогало. на самых простых вещах, цепляясь испуганным взглядом за развевающийся перед супермаркетом национальный флаг, припаркованные машины, раскиданные по земле листовки, разыскивающие джейдена хармона… гидеон уплывающим в потоке сознанием пытается сосредоточиться на этом мире.

— давай быстрее, ёлочка, — долговязый загорелый подросток, выходящий из магазина, останавливается у автоматических дверей, дожидаясь кого-то — легонько насмешливо тюкает догнавшего его мальчишку по синему козырьку кепки со схематичным изображением ёлки… кажется, такие выдают в летнем лагере, — до комендантского часа нужно быть в мотеле, иначе твой дядя нам голову открутит… и где твоя сестра?
— ищет “улыбашки”, — мальчишка, возможно, чуть старше гидеона, рядом со светловолосым другом чуть ли не подпрыгивает от радости, вскрывая упаковку с мороженым, — она в каждом магазине их ищет.
подросток в ответ закатывает глаза:
— их сняли с производства несколько лет назад, она же в курсе?
— надеется, что в маленьких маркетах еще не распродали…

руки, на которые глифул опирался при падении, не выдерживают веса, и он падает на асфальт за припаркованным автомобилем, стукаясь головой, стёсывая кожу на щеке до крови, больше не видя ничего.

— пожалуйста… не надо…

тьма ласково сгущается внутри его зрачков, оставляя в ноздрях запах разложения и гнили. гидеон знает, что не сможет позвать на помощь — никто ему не поверит и не сможет помочь.

пропасть совсем рядом раскрывает свои объятия — глифулу стоит только закрыть глаза, он видит её грязно-синие отблески в мгновения, когда моргает. иногда он был даже рад ей, а сейчас боится…

где-то рядом, в чужой машине, сбившееся с настроек радио хрипит белым шумом помехами заглушая чей-то голос “т* ***ня слы**** ***ден ха***… мне нужна помощь!”

в тёмном мире далеко-далеко за городом гремит гром, когда как в настоящем в преддверии дня независимости ласково светит солнце. у гидеона мурашки, его трясёт от холода, несмотря на жару, и капли плотного тумана оседают у него на нёбе.
глифул не может сопротивляться и смыкает веки.

чтобы открыть глаза в другом мире.

теневая сторона впускает его всегда только лишь наблюдателем, его тело остаётся на парковке — это похоже на обморок, иногда — на приступ эпилепсии, гидеон отделяется, оставляя оболочку. он не может взаимодействовать с теневой стороной, не может на неё воздействовать — только смотреть. легонько приоткрыв для него свою ширму, изнаночная сторона мира не стала дружелюбным товарищем, и гидеон знает, что она скрывает ужасные вещи. в теневом мире нет ничего хорошего, только опасность, но глифула он убить не пытается.
по крайней мере, пока гидеон ему ничем не угрожает…

— спокойно… спокойно…

застывший во времени мир гремит раскатами грома где-то совсем далеко, за синеватой дымкой призрачного города. гидеону нужно успокоиться, или он не сможет вернуться. он не знает, сколько времени здесь проведёт — всё случается само собой, он никогда не управляет этим, тьма просто приходит и забирает его. если бог существует, то теневая сторона — их чистилище.

гидеон поднимается, оглядываясь на пустынной парковке, оплетённой тёмными кишкообразными лозами, плотно облепившими проржавевшие машины и супермаркет, покрытый слоем то ли пыли, то ли пепла.

тёмный мир волнуется — это плохо, кто-то снова его тревожит, не представляя последствий. этот кто-то в страхе кричит — гидеон слышит его всё так же, будто через помехи радио в машине.

глифул тяжело выдыхает, привыкая к тяжёлому запаху гнили, оседающему сейчас, вместе со спорами, в его настоящих лёгких, чтобы отхаркиваться потом чернотой в раковину. они с этим миром цепко связаны на гранях реальности, и он ощущает чужое присутствие где-то совсем рядом.

он не встречал здесь живых людей, только культовиков, сознание которых точно так же отделялось от тела во время обрядов, как и его. живых не встречал...

тут есть кто-то?

лозы тёмными щупальцами лениво подрагивают там, где их потревожили… весь теневой мир — один большой живой организм, замкнутая экосистема, в которой всё отражается, и любое действие разносится по мёртвому городу, замирая во времени.

он кого-то слышит, но не разбирает слов, словно во сне, когда не можешь вспомнить под утро, о чём был диалог — он знает, что кто-то говорит, но не понимает.

гидеон пересекает парковку, спускается по склону, оказываясь в непроглядном тумане, старательно избегая прикосновений хоть к чему-то, потому что знает, что лозы — это сети, а в этом мире достаточно охотников. и, если, как он их называет, “цветочные демоны” могут только выкинуть его из этого мира обратно в настоящий (это было бы даже неплохо), то теневой паук, который однажды ему снился, мог бы уничтожить его сознание, выпить его до капли — гидеон понимает это очень хорошо, потому что сон был предостережением этого мира.

— здесь кто-то есть? — глифул не кричит, огибая дайнер, пытаясь заглянуть в окна, но роста не хватает, — кто ты?

он поднимается по небольшим ступенькам здания, в настоящем сейчас украшенного флагами и фонариками, дёргает дверь на себя, слыша, словно сквозь подушку, как где-то на головой, в их, другом мире, бряцает колокольчик, сообщающий о новых посетителях.

джейден хармон пропал шесть дней назад, но ему удалось выжить. гидеон не знает как, но видит его у столиков — бледного, со всклокоченными волосами, тяжело вдыхающего витающую в воздухе дрянь. они никогда не общались в школе, глифул привык, что его, в целом, либо избегают, либо надо ним издеваются — джейден был из тех, кто не обращают внимание. и это лучшее, что он мог предложить гидеону, не пиная его рюкзак и не молотя по нему кулаками. у них были совместные уроки, но вряд ли хармон даже помнит, как гидеона зовут.

в случае же глифула ошибиться невозможно — лицо джейдена хармона с плакатов осталось в подкорке, кажется, уже  каждого жителя хоукинса.

— ты меня видишь?  — гидеон чуть испуганно переступает с ноги на ногу, не зная, что сказать, делает шаг вперёд, — как ты… ты тоже? почему ты…

вопросов очень, слишком много. неужели он как-то связан с культом? или… нет, он должен был стать очередной жертвой теневого мира, но выжил — это очевидно, кто-то из монстров затащил его сюда через норы.

шесть дней… он был здесь шесть дней. джейден хармон сильнее, чем многие — глифул знает, что сам не протянул бы тут и одних суток… хоть и выглядит одноклассник плохо — кожа серая, огромные круги под глазами и синюшные от постоянного холода губы. он здесь полностью, не только его сознание.

— меня зовут гидеон, — глифул нервно сжимает руки в замок, оглядывается, пытаясь понять, сколько ненужного внимания они могли привлечь, севшим голосом просит, — пожалуйста, не кричи.

глифул осторожно подходит к посеревшему от налипшей грязи окну, выглядывая на улицу — никого, прислушивается.

— как ты сюда попал? через норы? — гидеон оборачивается, понимая, что джейден не представляет, о чём он говорит, — через… порталы? монстры прорывают их в лесу, чтобы путешествовать между нашими мирами и... охотиться… тебя кто-то сюда притащил?

в целом, это неважно… важно то, что джейден позвал его, и гидеон пришёл — в этом есть смысл.

— я слышал тебя там, в нашем мире, — он вспоминает помехи радио, говорящее обрывками фраз, — отсюда ты можешь… позвонить. иногда сигнал доходит.

люди так делали. живые, застрявшие здесь — гидеону рассказывали об этом.

— меня тут нет, — он только путает такими словами, поэтому пытается объясниться, — точнее я здесь, но это только моё сознание... не физически, - глифул отходит от окна, подступает на шаг, протягивает руку, показывая, что не может положить ладонь на плечо хармона, потому что его пальцы проходят насквозь, — нужно вытащить тебя отсюда, но я не… я не могу… не могу вернуться с тобой так, как я пришёл — я могу перетащить с собой только твой разум, но, если я так сделаю — ты погибнешь.

гидеон не хочет рассказывать, откуда знает это.

лианы нервно подрагивают, лениво сворачиваются — они здесь не одни. гидеон вскидывает взгляд на потолок, увитый толстыми чуть шевелящимися стеблями. угроза есть, но пока ещё далеко, доходит до дайнера отдалённым эхом.

— кто за тобой охотится? это цветочный демон? - джейден снова вряд ли понимает, о чём он, — как… как он выглядит?